Герхард Рот - Тихий океан

Он разыскал гистологический атлас. Снова стал рассматривать иллюстрации, но на сей раз не мог углядеть в них ничего необычного, а стоило ему вспомнить о широко раскинувшихся за стенами полях и бескрайних холмах, как собственные мысли показались ему мелкими и ничтожными.

Когда он вечером следующего дня вошел в заброшенный дом, с выложенной кирпичом плиты, к его удивлению, спрыгнула лиса, на долю секунды замерла посреди комнаты и уставилась на него. Впоследствии он никак не мог решить, сколько длилось это мгновение. То ему казалось, что лиса едва взглянула на него, то чудилось, что лиса смотрела на него долго, неотрывно, чуть ли не с угрозой. На самом деле, в то мгновение, остановившись как вкопанный и различив в полумраке лису, он испытал одновременно и радость открытия, и страх. Лиса глядела на него молча. Она замерла явно оттого, что Ашер, сам того не желая, отрезал ей путь к отступлению. Большими прыжками она кинулась в соседнюю комнату, одним махом вскочила на подоконник и была такова. Ашер бросился за ней и успел увидеть, как она исчезла в лесу между деревьями. Он подождал, глядя ей вслед, а потом вернулся в большую кухню, где стоял гроб. Какой легкой и изящной показалась ему лиса! Он запомнил ее ярким желто-рыжим пятном, тенью, промелькнувшей перед его очарованным взором. Может быть, она ловила в доме мышей, а может быть, зайца, а может быть, каких-нибудь насекомых. Клыки у нее были как у волка, лапы — короткие и сильные, хвост — густой, почти такой же длины, как и тело. Кирпичная крошка тоненькими струйками сыпалась с потолка, где были порваны обои. На них кое-где еще виднелся узор из цветов, теперь Ашер ясно их различал. Он медленно обошел весь дом. У дверей кухни он наткнулся на незнакомца с густыми кустистыми бровями. Незнакомец с любопытством и с удивлением взглянул на него, а потом, как показалось Ашеру, осторожно, на цыпочках, двинулся в кухню, словно боясь кого-то разбудить.

Ашер направился в магазин, здание которого делила ровно пополам граница света и тени. В скудно обставленном помещении рядом с торговым залом сидели мужчины и женщины в черном, и среди них Ашер заметил Цайнера и крестьянок, с которыми познакомился накануне в доме умершего. Когда он вошел, они с ним поздоровались. Ашер тоже поздоровался и заказал бокал вина. С изнанки витринного стекла виднелась какая-то надпись задом наперед белыми буквами. Ашер с усилием, словно разбирая важную весть, прочитал ее, — это оказалась реклама пива со скидкой. Он прислушался к разговору женщин. Над прозрачными, светло-голубыми горами за окном магазина широкой полосой сгустился туман. Ашеру он чудился то ли застывшим водопадом, то ли пеной белых облаков. В это мгновение он подумал, что мироздание прекрасно и что природа безучастна к человеческим страданиям. Перед магазином теснились машины и мотоциклы малоземельных крестьян, решивших пропустить стаканчик после работы. Они пили пиво из бутылок и задерживались на час, не больше, а потом внезапно начинали торопиться домой, словно вспомнив о чем-то. Поскольку столиков в магазинном кафе было немного, Ашеру пришлось сидеть среди фермеров. Они не обращали на него внимания, но и недовольства не проявляли. Ашер снова посмотрел в окно. Ему нравилось, когда по вечерам небо медленно темнело, а облака по-прежнему выделялись на темном фоне. Когда он собрался уходить, к нему подсел Цайнер.

— Завтра пойдем на фазанов и зайцев, — сообщил он заговорщицким тоном, склонившись к Ашеру. — Если хотите, я за вами заеду… Часиков в семь, если это для вас не слишком рано, — добавил он.

Ашер решил, что, наверное, ни к чему испытывать отвращение к охоте. С фазаньей охотой у него, к его собственному удивлению, были связаны довольно приятные воспоминания. В сущности, на охоте ему тогда было совсем не плохо. Да и Цайнер, кажется, обрадовался, что он пойдет вместе с ним.

— Так что, идете? — спросил он.

— Иду, — ответил Ашер.

Среди ночи Ашер внезапно проснулся. На чердаке и за окном, как прежде, царила тьма. Как прежде, поскрипывал пол в доме, посвистывали мыши, но Ашер тут же уловил какой-то другой, посторонний, шорох. Ему пришла на ум мотыга, которую он после первой ночи, проведенной в доме, вновь спрятал под кучей кукурузных початков. Черт, как глупо, подумал он. Какое-то время ему казалось, будто он различает шаги, но потом понял, что это всего лишь кто-то шуршит и скребется за деревянными перекрытиями. Как легко было начать молиться в минуты страха и одиночества! От стыда он вскочил с постели, включил карманный фонарик и огляделся. Из ящика стола он достал пистолет и переложил его под подушку. Он зажег свет, постоял у запертой чердачной двери и, снова выключив свет, лег в постель. «Если бы кто-нибудь сейчас меня увидел, я бы сгорел со стыда», — подумал он. И тут же заснул.