Станислав Сенькин - Семь утерянных драхм

В воздухе повисло неловкое молчание — верный знак, что мне пора было идти домой.

Тем более, что матушка меня уже заждалась. Я ударил руками по коленям:

— Ну что, Миша и Инара, рад был с вами познакомиться. Хоть с Мишей мы и знакомы, я обнаружил в нем совершенно другого человека. Что-то в этом человеке мне нравится, что-то нет, но все равно я рад знакомству и хотел бы его продолжить. Давайте обменяемся номерами мобильных, и вообще давайте дружить семьями.

— Давайте! — Инара радостно согласилась и взяла с холодильника блокнот с карандашом. Я продиктовал свой адрес, адрес храма, где служил, забил в телефон номер сотового Михаила.

Михаил выразил желание проводить меня. Когда мы вышли из подъезда, он вдруг изъявил желание поехать на Пресню вместе со мной:

— Посмотрю хоть на двор, где когда-то жил. Лет десять уже не был там. — Объяснил он. Глядя на мою недоумевающее лицо, он уточнил. — На самом деле я хотел бы поговорить с тобой. Инаре я сейчас позвоню, чтобы ждала меня позже, а я тебе расскажу свою историю до конца.

— Ладно, хорошо. — Я подождал, пока Михаил поговорит по телефону с Инарой и сядет в машину, а затем вставил ключ в замок зажигания. Мы тронулись.

— Я просто не хотел говорить про эти вещи при ней. Ты сейчас поймешь почему.

Было уже темно. Мы проехали первый светофор. Я осторожно прервал молчание:

— Инара рассказала мне про твоего отца, что его убил этот Босяк, и про твою несчастную мать. Мне очень жаль.

Михаил, помолчав, продолжил:

— Инара многого не знает. Например, за что этот подонок убил отца. Что тебе она сказала про это?

— Ну… что Босяк пробрался в твою квартиру, чтобы отомстить. И… что твой отец как раз приболел, и остался тогда дома.

— И?!

— Ну… этот негодяй ударил его по голове монтировкой. Мне очень жаль, Миша. Я ведь знал его. Он был очень добрым.

— Не таким уж он был и добрым. — Михаил натянуто улыбнулся. — Вот только убили его за икону «Споручница грешных». Босяк рассчитывал найти её в нашей квартире.

— Как?! — Я чуть было не выпустил руль из рук. — Так вы же вроде бы вернули икону храму?!

— Вот именно, вроде бы! А на самом деле, мы тогда отдали отцу Артемию другую икону. Подожди, не перебивай. Дело в том, что Мороз не захотел отдавать оригинал иконы. Я, кажется, говорил тебе, что он сидел дома, обложившись книгами. На самом деле, он не просто изучал православное искусство, а заказал копию этой иконы у одного мастера.

— Зачем?

— Этого я до сих пор не могу понять. Сам Мороз говорил, что он хотел оставить ее себе как память о прадеде. Эта икона на самом деле была семнадцатого века — очень древняя и очень дорогая. Тот прихожанин не знал, что именно он дарит храму, а Босяк и Ахмет знали. Поэтому и украли её, а все остальное унесли только для вида. Может быть, лишь позолоченный потир они продали, а остальные иконы лежали где-то в ящике. Это была древняя чудотворная икона. Конечно, никто не принимал в расчет её чудотворность, но на Западе коллекционеры дорого готовы заплатить за образцы «древнерусской живописи». Мороз все продумал хорошо. Он тянул время, успел заказать подделку. Затем подбил меня вернуть её в храм, но он не учел одной вещи. Дело в том, что Босяк с Ахметом были профессиональными «клюквенниками» — так называют на уголовном жаргоне воров икон. И они, по роду своей деятельности, понимали в иконописи гораздо лучше отца Артемия, который так и не смог разобраться в подделке.

— Ах, вон оно что! Так значит, вы отдали отцу Артемию подделку?

— Вот именно. Скажу больше — это была очень хорошая подделка. Она смогла ввести в заблуждение всех, даже отца Артемия, но только не опытных «клюквенников» Босяка и Ахмета.

— А как же искусствоведы?

— Им никто не давал икону на экспертизу. Сам рассуди — отец Артемий её признал, наш рассказ и мой дневник, будь он неладен, послужили доказательствами в милиции для построения уголовного дела. Всё было нормально. Я тоже ничего не подозревал, Мороз оказался хитрым типом. Вот только Босяк с Ахметом были не тупее его, они как-то пришли в храм великомученицы Екатерины и сразу всё поняли.

— И что потом?

Михаил насупился. Я краем глаза смотрел на него, краем глаза — на дорогу. Я понимал, что ему было очень тяжело говорить об этом…

— Потом? Они же видели мой дневник, знали, как меня зовут, где я учусь. Конечно, воры понимали, что нас было двое, так как они нашли наши рюкзаки. Но они думали, что это были два школьника. Морозу ведь было уже восемнадцать. Почему-то Босяк был уверен, что оригинал иконы находится именно у меня. Он даже считал, что таким образом судьба дала ему шанс забрать дорогую «доску», что ему «подфартило», недаром у него была и другая кличка — «фартовый».