Станислав Сенькин - Совершенный монастырь. Афонские рассказы

— Ангела-хранителя тебе в дорогу, чадо. Передай отцу игумену, что я всегда поминаю его в своих молитвах и прошу, чтобы и он не забывал меня.

Уже стоя у порога, Марчел сказал старцу:

— Скитоначальник наш, игумен, послал меня к вам, а зачем — я не знаю. Слава Богу, что сподобил меня пожить с вами несколько дней, но вот только ответов на свои вопросы я не получил. Меня обуревают помыслы, и я не могу с ними справиться. — Марчел поклонился. — Не сочтите мои слова за дерзость — я привык исповедовать игумену все помыслы, даже брань на него. Я думал, вы преподадите мне какое-нибудь наставление, а вы даже не побеседовали со мной, хотя другим уделили много времени. И еще, отче, почему вы не пустили меня, когда я стучался к вам вечером? Неужели вы не слышали мою молитву? Старец ответил:

— Разве я звал тебя к себе?

Марчел удивился:

— Нет, конечно, но…

Отец Дионисий добродушно рассмеялся:

— Хорошо. Если ты хочешь знать, я скажу тебе, зачем игумен послал тебя сюда. Чтобы ты, наконец, понял, что когда человек хозяин в своем доме, незваные гости к нему не войдут.

Старец улыбнулся и затворил дверь кельи.

Восьмидесятилетний схимонах Никодим тяжело вздохнул:

— Антоний, ты опять не сделал, то о чем я тебя просил?

Послушник виновато посмотрел на своего старца. Тот выглядел весьма недовольным.

— Я… я завтра отнесу… — Антоний отвел взгляд, стараясь не смотреть на своего наставника, который, казалось, уже потерял последнее терпение.

Старец с мольбой посмотрел на икону Божьей Матери:

— Панагия моя! Почему мне достался такой нерадивый и плохой послушник?! По каким грехам?!

Никодим покачал головой и погрозил Антонию пальцем. Он был очень добрым, его наставник, ходил в ветхой рясе; его глаза постоянно были печальными и красноватыми от слез, которые он проливал во время молитвы.

— Ладно, сегодня я иду на панигир [13] Праздник. один, а ты сделай дополнительно к правилу еще тысячу поклонов. Будет тебе наука. Понятно? — посмотрев на смущенное лицо послушника, старец смягчился. — Хорошо, иди, приготовь храм к вечерне.

Послушник опустил глаза, потрепал свою редкую бороду и, шаркая ногами, побрел в храм. Ему было стыдно. Нельзя сказать, что Антоний был строптивым или нерадивым — скорее наоборот, он очень старался выполнять поручения своего наставника, но почему-то всегда делал все не так, как ему поручал старец. Виной тому были рассеянность и забывчивость. Антоний не был дерзким послушником и сам страдал от своего непослушания.

Чтобы победить забывчивость, по благословению схимника, Антоний ночами молился в храме перед иконой своего небесного покровителя — святого Афанасия Великого, и соблюдал суровый пост. Но несмотря на это, забывчивость не оставляла его. Утешая Антония, отец Никодим говорил, что Бог хочет, чтобы он упражнялся в смирении и не гордился своими подвигами.

Сегодня старец Никодим собирался отправиться в соседний скит Кавсокаливию к своему старому другу на панигир и оставлял послушника следить за кельей. Несколько дней назад он обещал его взять с собой, но, поскольку Антоний не выполнил одно важное послушание, старец наложил на него епитимью — тысячу земных поклонов, увеличив и без того большое келейное правило.

Проводив старца до тропы, Антоний принял от него благословение и вернулся в келью. Их келья носила имя святого Феодора Студита — известного ревнителя монашества. Антоний вслушался в тишину: казалось, она обладает своим чистым неповторимым звучанием, подобно тому, как чистейшая вода из святого источника обладает своим неповторимым вкусом.

Тишина и покой действовали на Антония не всегда одинаково: иногда атмосфера исихии [14] Молитвы, «умного делания». умиротворяла и просвещала, но, случалось, в душе его возникала пустота, подобная жажде. Она росла, становилась нестерпимой, как во время лихорадки, тогда хотелось погасить этот жар любыми впечатлениями, но они, как подброшенный в печь хворост, лишь усиливали жар и увеличивали внутреннюю жажду. Старец Никодим, опытный пустынножитель, говорил, что этот жар нельзя угасить, но можно перетерпеть, собрав волю в кулак и непрестанно молясь.

Сегодня Антоний чувствовал себя неплохо, тишина и покой действовали на него умиротворяюще. После простой трапезы, послушник отдохнул, читая Добротолюбие, а затем отправился в храм. Отбив пятьсот поклонов, он остановился, чтобы передохнуть и сел на «скамейку исихаста», читая Иисусову молитву по четкам: