Станислав Сенькин - Совершенный монастырь. Афонские рассказы

Отец Ансельм посмотрел на часы: подходило время вечерни. Он вычитывал ее как на греческом, так и на латинском. Небо над Афоном темнело, тучи слетались со всех краев земли. Монах поковылял в свою каливу. Он жил один, несмотря на то, что к нему иногда просились в послушники. Зайдя в маленький храм, он затеплил лампадки и открыл нужные богослужебные книги. Вечерня с акафистом Матери Божией длилась у него около часа. Затем он обычно читал по-гречески или шел на прогулку по скиту. Сегодня в связи с плохой погодой прогулка отменялась, значит, он будет читать книги.

Не в книгах мудрость, а в чистом сердце, перемолотом жерновами искушений — что-что, а это монах Ансельм знал хорошо. В книгах были знания для просвещения ума, но истина познается не умом, а сердцем. Он навсегда запомнил, как открылся ему Христос. Это произошло вскоре после того самого диспута, затеянного монахами католической общины в Чаде…

…На диспут пришло более ста человек. Кроме католиков и ортодоксов, там присутствовали еще и протестанты — их представители тоже хотели поупражняться в красноречии, считая себя фаворитами.

Диспут начался в спокойной манере, обсуждались вопросы непогрешимости Папы, Filioque и католический догмат о непорочном зачатии Пресвятой Девы. Также обсудили исихазм и духовные упражнения Игнатия Лойолы. Эти вопросы не слишком интересовали участников, которые смотрели на интеллектуальную схватку как на увлекательное спортивное мероприятие. Самым главным здесь была победа. Отец Ансельм выглядел вполне достойно. По уровню образованности он намного превосходил своего оппонента — молодого самоуверенного афонита, который воспламенялся гневом, когда не мог опровергнуть доводы соперника.

Протестантский пастор старался не вмешиваться в диспут: большинство обсуждаемых вопросов были ему знакомы и казались маловажными. Он лишь многозначительно улыбался и повторял: «Братья, что бы сказал Христос на это ваше Filioque? Братья, представьте себе, не рассмеялся бы Христос или апостол Петр на догмат о непогрешимости Папы?» Пастор излишне не утруждался, явно считая себя выше всяких «средневековых» споров.

Диспут длился около двух часов. После него отцы католической миссии поздравляли отца Ансельма и одобрительно хлопали его по плечу. Тогда он чувствовал себя почти счастливым, думая, что достойно защитил честь Святого Престола. Но это ощущение оказалось ложным.

Отец Ансельм встал за аналой, опираясь на него одной рукой, и со вниманием начал читать вечерню. Молитва шла сегодня легко, несмотря на непогоду и внезапно нахлынувшие воспоминания. Он неторопливо и обстоятельно прочел 103-й псалом на латинском языке наизусть, а затем читал на греческом. Красота греческого языка пленяла ум, который вместе с сердцем возносился к горнему. В который раз монах Ансельм облегченно вздохнул: ему очень повезло, что он попал сюда.

Здесь, на Афоне, отец Ансельм получил возможность побыть наедине с Богом. Вначале, когда он перешел в православие, монах практически не видел различий между католицизмом и ортодоксией. Он считал, что давно пора духом любви преодолеть средневековые анафемы и единым строем выступить против безбожия современного мира.

Но затем он стал замечать неприметные ранее, но важные отличия Православия. Например, совсем недавно он с удивлением понял, что православные иконы не трехмерны, как католические священные изображения. Это было существенное отличие, так как православная исихастская традиция признавала воображение силой, вредящей настоящей молитве, тогда как в католической традиции воображение было ее локомотивом.

Каждый день он открывал для себя что-то новое, и душа ощущала перерождение. Если бы он перешел в православие ради суетной мирской славы и приобретения каких-нибудь материальных благ, он бы не чувствовал себя уверенно и не смог бы перенести порицания доминиканских братьев. Хотя можно сказать, что его небольшая афонская келья была великим сокровищем, по сравнению с которой дворцы богачей не представляли никакой ценности. Потому что в келье — чреве — он готовился к жизни вечной. Как бабочка в коконе, предчувствующая солнце и радость дня, тянется к свету, так и отец Ансельм предчувствовал Христа и жизнь вечную, он тянулся к Господу всеми силами своей души. Как ребенок протягивает руки к своим родителям, желая обнять и благодаря за жизнь и любовь, так славословил он Христа на всех языках, которые знал.

Обращение не перечеркнуло его опыт подвижничества в доминиканском монастыре, напротив, дало ключ к пониманию многих событий, что происходили с ним в прошлом. Он был достаточно мудр и не пытался обратить своих католических братьев, понимая, что случай его обращения уникален. В тиши своей кельи отец Ансельм благодарил Господа за то, что Он помог ему возненавидеть благой ненавистью свою земную родину ради приобретения родины небесной.