Станислав Сенькин - Совершенный монастырь. Афонские рассказы

— Хорошо, хорошо… Я одно время жил в Москве. Но как давно это было. Я ведь покинул Россию еще до революции и даже видел самого святого императора Николая.

Никанор подчеркнул этот факт намеренно, желая поддеть «красного» попа: их Церковь упорно молчала о своем отношении к последнему царю Российской Империи.

— Хм? Правда? — иерей покраснел и неловко кашлянул в кулак.

Установилось долгое молчание. Все понимали, из-за чего оно возникло, но никто не решался первым нарушить его.

Отец Никанор обычно после традиционного угощения вел своих гостей в небольшой храм, где они служили молебен, но как он приведет туда этого московского иерея и будет с ним молиться? Лучшее средство от неловкости — искренность.

Стараясь сохранить дружелюбие, хозяин сказал московскому гостю:

— Вы простите, отец Петр, но я не могу повести вас в храм и молиться с вами…

— Я понимаю вас: церковная дисциплина обязывает, — сказал отец Петр и смущенно улыбнувшись, поправил окладистую бороду.

В душе отца Никанора поднялась привычная волна негодования против советской власти и Московского Патриархата. Но сейчас он вдруг вспомнил своего старца и поставил гневным помыслам преграду:

— Брак лакерды.

— Что вы сказали?

— Да нет, это просто у нас со старцем Феогностом была такая присловица.

Никанор поставил чайник на «газаки» — газовый баллончик с горелкой, вспомнил свои давние споры со старцем и улыбнулся.

Отец Петр неожиданно искренне улыбнулся в ответ и выдохнул:

— Быть может, отцы, мы когда-нибудь и сможем понять друг друга?

Все опять замолчали. Старец задумался и перевел взгляд на гостей:

— Богу все возможно… А пока давайте пить чай!

Солнце уже клонилось к закату, поднимался южный ветер, который всегда гнал большую волну. Афон стоял и будет стоять твердыней света среди веков и континентов, напоминая миру о бренности всех человеческих споров и трений, о вечном превосходстве Божьей любви над человеческой ненавистью.

Сегодня небо было серым и задумчивым, обрывки туч сбивались в свинцовые стаи, воздух был влажным и солоноватым, морось заставляла старого монаха поеживаться и сильнее кутаться в рясу. Монах со странным для Афона и вообще для православия именем Ансельм задумчиво наблюдал за рокочущими волнами, разбивающимися о пирс. Хоть и страшно было море в гневе своем, но эти раскатистые волны могли погубить лишь тело, тогда как житейское море легко могло поглотить и самую осторожную душу…

Отец Ансельм тяжело вздохнул, скорбя о своих грехах. Будущий афонит [4] Монах, живущий на Афоне. родился в простой католической семье, вырос набожным католиком и был пострижен в монахи в одном из доминиканских [5] Доминиканский орден монахов-проповедников был создан в 1214 г. святым Католической Церкви Домиником для борьбы с еретическими движениями, которые в великом множестве возникали в средневековой Европе. В отличие от православия, в католицизме существует несколько направлений монашества: бенедиктинцы, доминиканцы, францисканцы, иезуиты, тамплиеры и т. д. У каждого ордена свой устав и своѐ направление деятельности. монастырей, где затем провел много лет. До сих пор Ансельм с любовью вспоминал свою келью, где проводил все свое время в молитве.

Так бы и окончил отец Ансельм свои дни в тихой доминиканской обители, если бы однажды аббат монастыря не поручил монаху одну важную миссию, справившись с которой, он мог бы считать свой жизненный путь пройденным не зря.

Но опытный, уже пожилой католический монах-доминиканец успешно провалил эту миссию…

Отец Ансельм невольно улыбнулся, вспоминая, как он с готовностью и радостью от того, что сможет пожертвовать своим покоем ради Христа, согласился на миссионерскую деятельность. Ему нужно было вести проповедь в странах центральной Африки, борясь с прозелитизмом греков. Нельзя сказать, что он в первый раз тогда услышал это слово — Афон: отец Ансельм был специалистом по греческому языку и истории Византии, а потому много знал об этом месте. Его мать была гречанкой, а отец сицилийцем. Детство будущий монах провел в Палермо, закончил с отличием колледж, а затем католический университет в Милане, получив степень магистра богословия. Его, вне всякого сомнения, ожидало блестящее будущее, но вскоре после выпускного вечера Лучиано — так его звали тогда — облачился в доминиканскую рясу с капюшоном, подпоясанную кожаным поясом: он стал послушником.