Лайонел Шрайвер - Мир до и после дня рождения

Он сомневался, что гормональная терапия окажется так же сильна против болезни, как в прошлом году тори против лейбористского большинства. Кроме того, ему было трудно смириться и с тем, что, помимо многочисленных инъекций, анализов, обследований, потери возможности общаться с женой и перспективы значительного ухудшения состояния, ему еще предлагают собрать последние силы в кулак и маршировать под транспарантами.

Когда Ирина выразила разочарование, что он не поддерживает ее лозунг о необходимости бороться, ее перебил противный онколог.

— Чтобы разрушить общепринятое мнение, — сказал он, — были проведены сравнительные исследования развития болезни у оптимистично настроенных пациентов и у тех, которые «сдались». Удивительно, но у них не наблюдалось статистически значимых различий по уровню выживаемости или скорости выздоровления.

Таким образом, решать, размахивать мечом и дальше или бросить его в Темзу, можно было, руководствуясь лишь желанием.

После череды тестов и восстановления в самом конце очереди в государственном учреждении Рэмси предстояло начать лечение в дни ближайшие ко дню его рождения. Понимая, что небольшое промедление ничего не изменит, Ирина лично обратилась к Димблеби с просьбой провести первый сеанс лучевой терапии и андрогенной блокады после 6 июля.

Учитывая их финансовое положение, один вечер в «Омене» или ужин с домашними суши не слишком изменил бы ситуацию. Однако Ирина не любила повторяться.

В тот вечер она установила на кухонном столе две зажженных свечи, все равно теперь им ненужные. В июле темнеет так поздно, что пришлось ждать до одиннадцати вечера. Она поставила перед Рэмси серебряный поднос, на котором лежала одна-единственная ярко-синяя таблетка.

Оглядев странный ужин, как из мультфильма «Джетсоны», Рэмси повернулся к жене:

— Это то, что я думаю?

— Димблеби сказал, что от одной вреда не будет, а попробовать стоит. Он также просил тебе передать, что, начиная такое лечение, надо «сконцентрироваться на выздоровлении».

— Значит, мне будет чертовски хреново, — заключил Рэмси.

— Ну, ты знаешь врачей.

— Они все лжецы.

— Их можно понять. Итак! Ты готов?

— Я готов, леди, даже если придется использовать деревянные палочки для мороженого.

Ирина налила в его бокал совиньон блан — тридцать фунтов бутылка и последняя из их запасов.

— У тебя в глазах чертики, — сказал Рэмси и проглотил таблетку.

Они пили вино и ждали. Ирина рассказала ему историю о том, как в школе добыли у какого-то сомнительного парня галлюциногенных грибов. Они с подругой Терри уселись за кухонный стол в ее доме, когда родители ушли. Потом положили сморщенные коричневые кусочки в чашки и залили горячей водой, а через несколько минут пили горький противный напиток. А потом они сидели, как сейчас с Рэмси, и ждали эффекта. Смотрели на желтые стены и картины, в ожидании того, что краски начнут меняться на глазах, что полки начнут плясать, а холодильник петь, как участник музыкального шоу. Ирина пожалела, что начала рассказывать историю, которая ничем не закончилась. С ними ничего не произошло. Но Ирина добавила, что после отвратительного привкуса во рту она не покупала никаких грибов, кроме шиитаки в китайском квартале. Впрочем, тогда ей показалось, что краски стали немного меняться, а изображение на картинах подрагивало. Грибы оказались сушеным пудингом, но после этого каждый раз, входя в кухню Терри, она вспоминала о неудачном опыте употребления наркотиков. Ей показалось, что на лице Рэмси отразилась радость. Она наклонилась и поцеловала его.

— Не страшно, если не подействует.

— Я понимаю, — кивнул Рэмси, допивая вино. — Но, кажется, все же действует.

Они поспешили в подвал. Рэмси включил свет над столом; зеленая поляна снова пригласила их на пикник. Психоделический разброс шаров, зеленого, желтого, треугольник поблескивал, словно попал сюда с кухни Терри; весь мир заиграл в новом, псилоцибиновом ритме. Застекленные и вставленные в рамки постеры с турниров в Малайзии, Гонконге, Бингене-на-Рейне подтверждали, что Рэмси прожил отличную жизнь. Нехорошо думать о его жизни как о чем-то прошедшем и завершенном, но лучше любоваться прекрасно выполненной работой, чем вновь впадать в тоску по несбыточному, как делали его фанаты на матчах чемпионата мира, который ему ни разу не довелось выиграть.

Рэмси принялся медленно расстегивать рубашку. Вот оно? Прошедшие пять лет вернулись? Странно, она, как каждый раз, с нетерпением ждет возвращения к жизни, как в кухне Терри она ждала возможности увидеть нечто прекрасное, хотя оно уже было рядом.