Ира Брилёва - Приключения вертихвостки

Умные женщины так всегда и поступают — надо обязательно дать мужчине почувствовать свое превосходство. И тогда он ваш навеки. Попробуйте. Потом спасибо скажете!

Только дуры командуют своими мужиками открыто и напоказ. От таких мужики сбегают быстрей всего.

Мы провалялись в постели почти до самого вечера — благо, у Дэвика был выходной, и он никуда не торопился. В перерывах между сексом (Дэвик, невзирая на возраст и рост, был практически неутомим) и плотными перекусами, я периодически возвращалась к так почему-то заинтересовавшей меня теме.

— Слушай, я все равно не понимаю, почему Сашок мне все отписал? Все же, семья, пусть и не очень удачная. Но ведь родные люди. Жалко их.

Дэвик усмехнулся:

— Не жалей. Они люди не бедные. У сына своих деньжищ несколько вагонов. Правда, я тебе могу сказать одно — я тоже удивился, когда Сашок мне весь этот список приволок и объявил, что хочет отдать все тебе. Он там жене что-то отписал, какую-то мелочь. На прокорм вполне достаточно, но не жирно. Но, ты знаешь, наверное, он был прав. Ей и этого — выше крыши. За ее стервозность. Она — сука редкостная! — На лице Дэвика появилось неприязненное выражение, но тут же сменилось на его обычную добродушную улыбку. — А ты — совсем другое дело. Хоть в самом конце жизни его кто-то приласкал и согрел. Он ведь, по сути, был очень одиноким человеком. — Дэвик даже сделал акцент на последней фразе, хотя уже упоминал сегодня об этом обстоятельстве.

Я задумалась. Получается, что мое случайное знакомство на скачках принесло совершенно неожиданный результат. Я не имела в виду себя и полученные дивиденды. Я думала о Сашке. Какое счастье, что он не успел мне надоесть! А то было бы нечестно получить от него такой колоссальный сюрприз. Я легла на плечо Дэвика, и он меня слегка приобнял.

— Знаешь, если ты и вправду уверен, что его семья не станет на меня обижаться, то я, пожалуй, приму все эти подарки.

Дэвик посмотрел на меня очень странным взглядом и обнял еще крепче. Помолчав, он вдруг тихо прошептал мне в самое ухо:

— Я не знаю, будут ли они обижаться, но я-то точно на тебя не буду. Ты — славная. — И мы уснули.

Когда мы проснулись, за окном уже начало темнеть. Я встала, чтобы включить свет. Закат был потрясающе красив и, прежде, чем задернуть занавеску, я решила немного полюбоваться на краски вечереющего московского неба. Я открыла балконную дверь и, стоя на пороге, с удовольствием вдыхала вечерний воздух. Он приятно щекотал ноздри свежим ветерком, слегка приправленным запахами города. Я уже было собралась задернуть занавеску, как вдруг какое-то очень быстрое насекомое стремительно пронеслось мимо моего уха с тихим свистом, и в следующую секунду раздался душераздирающий крик. Дэвик вскочил с кровати и теперь вертелся на одной ноге, словно ошпаренный. Я сначала не поняла, что произошло, но в следующее мгновение второе насекомое с таким же тихим свистом промелькнуло еще ближе к моему уху, и ваза, стоящая у изголовья моей кровати, вдруг взорвалась тысячами осколков.

— Закрой дверь, дура, — продолжая вертеться на одной ноге, взвыл Дэвик, — ты, что, не видишь — стреляют.

Я не слышала никаких выстрелов, но от неожиданности сделала все ровно так, как просил Дэвик. Я резко задернула плотную штору и, отскочив от балконной двери — для надежности — погасила свет. Дэвик теперь лежал на полу, на животе, и тихонько стонал и всхлипывал. В темноте его силуэт был освещен только тусклым светом флюоресцентной скульптуры Аполлона Бельведерского — так значилось на табличке около его левой ноги. Скульптура была высотой в половину человеческого роста, стояла около стеклянного туалетного столика и, отражаясь в нем, наполняла слабым светом мою спальню. Эту скульптуру тоже подарил мне Сашок, когда приобщал меня к прекрасному. На нее я вешала свои шляпы, когда мне было лень убирать их в коробку.

Я словно впала в транс, и вся действительность теперь проплывала передо мной, как кадры в замедленной киносъемке. Всхлипы Дэвика, сгущающаяся чернота за окном, которую я видела в тоненький просвет между стеной и занавеской, таинственный — из-за флюоресцентного Аполлона — полумрак в комнате… У меня никак не получалось сообразить, что происходит, и я стояла посреди спальни, окаменевшая, похожая на статую моего древнегреческого божка, только без подсветки. Моя голова была пуста, словно из нее удалили все мысли. Мне показалось, что прошла целая неделя. К действительности меня вернули все более и более жалостливые стоны Дэвика.