Дэвид Мэйн - Ковчег

Мы пытаемся удержать животных там, где им полагается быть. Задача не из легких. Во всех углах пауки, между досками — саламандры, в питьевой воде — головастики. В курятнике обосновались еноты, а Яфет и Мирн теперь спят в каюте с куколками. Что будет дальше? Думаю, Хам и Илия переберутся в слоновник, мать и отец поселятся у бабуинов. Все приходит в негодность, барьеры рушатся. Как ни гляди, повсюду дурные знаки.

И вот момент настал. Как-то вечером я моюсь на верхней палубе и вдруг замечаю выступ, торчащий из воды. Он вдалеке, вокруг него бьются волны. В облаках появляется крошечная дырка, из которой на выступ падает стрела золотисто-желтого света. Совершенно ясно, что это не солнечный свет. Я готов грохнуться в обморок, но понимаю, что сознания не потеряю. Через мгновение за моей спиной вырастают отец и братья, они тычут пальцами, кричат и ведут себя как сумасшедшие. Наверное, в тот момент ими мы и являемся. На наши крики сбегаются женщины. Они, как и мы, без одежды, но это никого сейчас не волнует.

Тучи начинают расходиться, и мы видим небо. Клянусь, я успел забыть, как выглядит синий цвет, а теперь он вновь предстает перед моими глазами. Тут я начинаю плакать. Мы все плачем.

Корабль на что-то натыкается. По всему корпусу проходит судорога, и судно замирает. Мы стоим на месте… Птицы разноцветным облаком взмывают в воздух, мечутся вокруг, потом вновь садятся.

Мы смотрим друг на друга. Я жду, когда отец встанет на колени, и, когда он начинает опускаться, я сам падаю как подкошенный. Мои колени глухо ударяются о доски. Другие будто пробуждаются ото сна и поспешно следуют нашему примеру. Происходит кое-что забавное. Отец, кажется, потерял дар речи. На моей памяти такое с ним впервые.

Молчание затягивается. Неожиданно я понимаю, что отец превратился в изможденного старика. Его кожа побелела и покрылась морщинами, как рука, если ее надолго погрузить в воду, белки глаз пожелтели. Он облизывает губы, словно бы собираясь что-то сказать, но не произносит ни слова.

Все ждут. Во-первых, становится неловко, во-вторых, молчание в такой ситуации — знамение не из лучших. Меня охватывает нетерпение.

— Спасибо Яхве… Хвала Ему… спасшему нас от потопа, — начинаю я.

Отец кидает на меня взгляд, но на этот раз он не кажется мне таким угрожающим, как прежде: на моей памяти отец никогда так не трясся. Он снова облизывает губы.

— Господи, — продолжаю я, — мы приложили все силы, чтобы исполнить волю Твою. Помоги нам, чтобы и впредь мы могли вершить Твой святой труд. Аминь.

— Аминь, — повторяют за мной все, кроме отца.

Я гляжу на воду, уровень которой успел упасть так, что обнажилась еще одна скала. Та груда валунов, которую я увидел первой, в два раза увеличилась в размерах.

— Аминь, — произносит отец.

Я встречаюсь с ним глазами. Сейчас он смотрит на меня спокойно. Он больше не дрожит, не облизывает губ. Он отставляет локоть.

— Помоги мне встать, — приказывает он, что я и делаю.

Сложно сказать, что нам делать. Дождь перестал, небо расчистилось, но вода отступает медленно. Мы не можем, распахнув двери, просто взять и выпустить животных. Куда они пойдут? Лодка сидит в глине между двух скал. Впереди и позади — вода… Мы ждем.

Сейчас нам хуже всего. Два месяца мы остаемся среди горных вершин. Корабль недвижим, отчего еще больше напоминает тюрьму. Животные на нижних палубах становятся беспокойными. Мы тоже.

Яфет, как дурак, прыгает с кормы и оказывается у края воды. Он по колено погружается в ил и грязь. Потом по пояс. Он мечется, грязь доходит ему до груди, а мы стоим и смотрим, как он, беспомощно размахивая руками, уходит все глубже и глубже. Пока мы смотрим, его почти целиком поглощает земля. Если бы Бера не кинула ему веревку, с помощью которой мы все его вытянули, его бы сейчас с нами не было.

Ждали знака? Вот вам и знак.

Происшествие с Яфетом нас отрезвило. Мы принимаемся за дело. Мать постоянно ворчит о продуктах, которых почти не осталось. Илия говорит, что и животных скоро будет нечем кормить. Мы даем им сено, но оно тоже на исходе. Спорить не буду — дела идут не блестяще. Тучи исчезли, греет солнце, но воздух очень влажный. Ничего нельзя высушить. Кожа шелушится и покрывается пятнами. Я читал по звездам, но выходит путаница. Отец говорит, что скоро все кончится, и я не возражаю ему вслух. Мы устали от обещаний, увещеваний и молитв. Да, даже я устал от молитв. Может, это и грех, но с учетом того, что мы все пережили, его мне простят.