Оператор смотрит в видоискатель цифровой камеры на штативе, Нелла говорит, начнем сразу, как артистка будет готова, Стана открывает рот — и происходит нечто невообразимое! Желание получить роль настолько у нее сильно, она до такой степени настроила себя на то, чтобы вырвать роль хоть зубами, хоть когтями, что… бедняжка теряется. Она как вареная, она забывает текст и бормочет какую-то невнятицу, потом, осознав, что еще минута — и все рухнет в тартарары, пытается взять себя в руки, и тут ее толкование образа медсестры делается по меньшей мере странным: лицо ее от диких усилий краснеет, становится напряженным, на губах появляется судорожная и абсолютно неестественная ухмылка, а затем — затем Стану внезапно заносит, и милая медсестричка, которая призвана подбадривать солдатиков, превращается в ведьму, не к месту разражается патетической речью, то и дело взрывается, вымещая на всех и каждом свою неудовлетворенность и злость по поводу того, что уже много дней не может получить сценарий, что ее водят за нос Марко и Ангелина. В общем, все это выглядит жалко. И Стана не просто безбожно переигрывает — ее интерпретация персонажа чрезвычайно далека от задуманной.
Гробовая тишина. Абсолютно ясно, что режиссерша видит в Стане психопатку, которая провалит ее фильм. Абсолютно ясно, что сама Стана понимает, что перегнула палку. Всем очень неловко. Спасает положение, — начав, по команде Неллы, подавать свои реплики, — Ален. Его молодой французский солдат смертельно пьян, он насвистывает и с вожделением посматривает на прекрасную Милену, которая, по сценарию, исполняет в этом эпизоде стриптиз на борту военного корабля. Ален ослепителен! Нет, я не восхваляю его просто так, он действительно талантлив, и камера его любит. Он потрясающе фотогеничен, его проба убеждает Неллу в правильности намерения взять красивого француза в фильм, и, может быть, режиссерша предложит ему даже роль побольше и более для него подходящую. Вот только пусть он согласится подстричься, для достоверности образа необходимы короткие волосы, очень короткие. Услышав это последнее предложение, Ален вздрагивает, начинает почти поскуливая, но сразу же ощетинивается и меняет тон на агрессивный:
— Если только чуть-чуть, тогда ладно, но… я не хочу, чтобы мне брили голову, нет, об этом не может быть и речи! Я категорически против того, чтобы мне брили голову!
— Никаких проблем, — спокойно отвечает Нелла. — Тебе просто чуть-чуть подстригут волосы, чуть-чуть. Никаких проблем.
— Слышишь? Никаких проблем, — повторяю я Алену, чтобы его успокоить, но напрасно, от этих слов он волнуется еще больше.
Стана делает последнюю попытку вмешаться и оправдать свое кошмарное исполнение, но режиссерша окончательно добивает ее.
— Я думаю, роль медсестры не для тебя, у тебя ничего не получится, — сухо говорит она Стане. — Тебе больше подходит роль шлюхи подумай, хочешь или нет, но лично я вижу тебя именно в роли шлюхи.
М-да, сказанула! Все-таки это порядочное свинство с ее стороны.
На обратном пути, в тряском автобусе, который везет нас в Белград, Стана только и говорит что о низости режиссерши.
— Не может без подлянки, черрртова хорррватка! Говорррила же я вам, что она на дух не пррринимает серррбов! Видеть меня шлюхой — нет, ну это надо же! Сама она шлюха, грррязная шлюха, вот именно!
Стана обвиняет сволочей-хорватов в полный голос, и вот уже весь автобус в курсе того, какую несправедливость ей довелось только что пережить. Она снова трижды плюет, теперь на пол автобуса: тьфу! тьфу! тьфу! — и наконец умолкает. Глаза у нее пустые. Видно, что ей ужасно трудно сдерживаться. Мы тоже молчим. Какой смысл причинять человеку лишнюю боль, говоря невесть что, как ни в чем не бывало. Расстаемся, все так же молча, на конечной, на площади Славия.
Мы с Аленом пешком тащимся на Бирчанинова вдоль заборов, где болтаются обрывки плакатов «Отпора». [60] Молодежное движение «Отпор» было создано в октябре 1998 г. с целью ненасильственными методами свергнуть режим Милошевича. Финансировалось движение из-за рубежа.
На другой стороне улицы цыган толкает какую-то колымагу, забитую макулатурой, старуха роется в мусорных баках отеля «Славия», перед которым стоит лимузин с тонированными стеклами.
После падения Милошевича в Сербии на самом деле ничего особенно не переменилось, разве что бедные еще больше обеднели, а богатые, пользуясь преимуществами, которые дала им система, разбогатели. Зачем мы сюда приехали? Что нам тут делать? Ну конечно, я приехала, чтобы обрести корни, — только ведь сколько ни стараюсь, ничего не могу понять ни в этой стране, ни в способе мышления этого народа. Впрочем, Владан понимает не больше и так и живет на родине иностранцем, чужаком. Я с ума схожу при мысли о том, что втянула Алена во всю эту историю, к которой он не имеет ни малейшего отношения, но слишком поздно, чтобы отступить. Ален железно верит в проект «Хеди Ламарр», да к тому же только что предложили роль в фильме. Фортуна улыбнулась ему, а это ведь, ко всему прочему, означает еще и прощайте, голодные годы, теперь нам не нужно будет заниматься дурацкими, обреченными на неудачу проектами. Но почему все это должно было произойти в Сербии? Я уже знаю ответ. Потому что в Сербии все возможно. Просто лейтмотив тут эти слова… Ладно, как бы там ни было, Ален начнет теперь много о себе воображать, станет всеми способами отравлять мне жизнь, а злиться за это, кроме как на себя, как ни печально, не на кого.
Читать дальше