Жеральдин Бегбедер - Спонсоры. Нет проблем, или Небольшие трансбалканские хроники из страны спонсоров

От подносов с едой воняет пластиком и прогорклым сыром. Где берут эти подносы, кто приготавливает эту, с позволения сказать, пищу? Брр, какая же гадость! Надо обратиться в отдел рекламаций Jat. Если таковой имеется.

Большинство пассажиров — сербы, эмигранты по экономическим причинам. У них отпуск, и они летят в Белград повидаться с родными и близкими. Сразу заметно, что все они — из Восточного блока: какие-то серые, тусклые. Дело не только в одежде, но и в манерах — чувствуется некоторая зажатость. И никто не выглядит богатым. Им не хватает средств восстановить свою прежнюю улыбку: зубы у многих испорчены. Они говорят громко, сильно при этом жестикулируют. Среди них есть закоренелые коммунисты — таких легко узнать по плоским затылкам и по безнадежной тупости. Новое поколение получше. Девушки высокие, худые, классные такие — типа манекенщиц. Парни с накачанными мышцами — точь-в-точь вышибалы из ночных кабаков. Стрижки ежиком.

Вылетев из аэропорта Шарль де Голль в три часа пополудни, причем с опозданием на час, мы приземлились в белградском аэропорту на десять минут раньше положенного. Я так и не поняла, каким образом нам удалось в воздухе нагнать упущенное время…

Голос из динамика сообщил, что в Белграде сегодня тридцать девять градусов. Сволочная жара!

Толпа шоферов-леваков, ожидающих, кого бы тут пощипать как следует, без зазрения совести нападает на туристов, едва они, на свою беду, выходят на волю из терминала. Зной нестерпимый. Сразу погружаешься в атмосферу страны.

Вывод:

Исходя из того, что аэропорт чаще всего отражает ментальное и экономическое состояние государства, белградский дарит гостю с Запада ясное ощущение всеобщего бардака, характеризующего любую страну, когда она выходит из войны.

Переворачиваю страничку блокнота. Следующая пуста. Закрываю блокнот и снова засовываю его в карман. Окно кухни открыто. Со двора слышны звонкие песни — это труппа шведского театра репетирует спектакль.

Обосновавшийся несколько лет назад в каких-то пристройках бывших угодий Конака, где при Милошевиче концентрировалась теневая власть, Центр очистки культуры от загрязнений устраивает в нашем дворе всякого рода хэппенинги и разнообразные представления, значение которых для культуры как-то не очень ясно, как, впрочем, и их глубинный смысл.

— Черта с два! Не дождутся, я им не дам себя поиметь, этим пидорам! Лучше уж дрочить, а? — выныривает из бездны молчания Владан, уставившись на меня и буквально зондируя взглядом мою душу.

Судя по всему, дядя в совершенстве овладел местным вариантом игры в гляделки, и я просто дурею от того, с какой скоростью он, бывший политический эмигрант, оставивший Сербию семилетним мальчиком, живший во Франции, потом в США, где, получив гарвардский диплом, освоил профессию банкира, — как быстро он обучился здесь правилам этой игры. Вот и доказательство неистребимости корней. Короче, момент непростой, и мне нельзя отвести глаза в этом решающем поединке.

Угораздило же Алена именно в этот момент бросить в стакан с водой таблетку эффералгана! Таблетка сделала пшшшик, и я чуть было не отвернулась от дяди. А отвернись я — все было бы потеряно.

За окном уже не слышно шведских песен, зато слышно, как режиссер шведской труппы дает ценные указания, и Зорка, директриса Центра, пользуется моментом тишины, чтобы наехать на режиссера с руганью за продырявленный поливальный шланг, а Димитрий, уже пьяный в стельку, отбрехивается, клянется и плюет на землю. Но делаю над собой усилие и, собравшись, неотрывно смотрю своими голубыми в дядины зеленые.

— Да, ты прав. Лучше уж подрочить. Иногда это так приятно…

Не знаю, какая муха меня укусила, почему я так отвечаю, таким типично славянским вывертом, позволяющим уклониться от ответа, вывертом, полностью исключающим картезианскую [20] В соответствии с картезианской логикой истинно только то, что воспринимается ясно и отчетливо. логику, вариантом подсознательного отказа противостоять реальности и всему, что она несет с собой. Но я наполовину сербиянка, так куда ж деться — это рано или поздно вылезает наружу. Только Владан ведь, в конце концов, сам напросился. Ладно, как бы там ни было, мои слова возымели эффект. Он замирает. Просто-таки не дышит. Потом трет себе лоб, как боксер, которому только что сильно врезали, долго качает головой, зеленые глаза затуманиваются, и я понимаю: эта его бдительность, это его всегдашнее «остерегайся приспосабливаться к местным условиям» — как вирус, который подхватываешь, едва ступив на сербскую землю. Не добившись безусловной победы в гляделках, дядя встает и, все еще несколько прибалдевший, молча выходит из кухни. И в эту минуту звонит телефон.