Когда мы уговорили половину второго pichet, у меня промелькнула мысль: неужели она после этого намеревается вести машину, но едва я собралась задать этот вопрос, как она снова наполнила мой стакан, и я забыла.
— Ой, нет, — сказала я. — Хватит. Серьезно, — но сказала не всерьез, и она это поняла. Мы улыбнулись друг другу.
— Так ты, значит, бросила мужа? — спросила она.
— Да, — сказала я. У меня щеки болели от постоянного усилия сдержать смех. Я старалась не смеяться, хотя бы пока она намеренно не скажет что-нибудь смешное. Мне казалось, что хохот без причины — это явный признак того, что я пьяна. Или безумна. Или и то, и другое. — Да. На улице Франсуа Премьер.
— На улице Франсуа Премьер? — удивленно повторила она. — И что же, он до сих пор там?
Слезы катились у меня по лицу. Вино иголочками било в нос.
— Не знаю, — пробормотала я почти в истерике от хохота. — Не знаю.
Лица оборачивались к нам, глаза удивленные, рты открыты.
Крис вытерла глаза тыльной стороной ладони.
— О Боже, — сказала она, — жизнь — невероятно смешная штука, если приглядеться.
Я кивнула.
— Так ты просто взяла и ушла, без ничего? — мы понемногу успокаивались. Наступил тот момент, когда после приступа смеха никто толком не знает, как себя вести дальше. — И когда это случилось? — спросила она.
— Вчера.
— Так вот почему ты так жутко выглядишь.
— Потому что я в жутком положении, — сказала я.
Она бросила на меня острый взгляд.
— Нет, я имею в виду твою юбку и все остальное, — сказала она. — Тебе лучше надеть что-нибудь из моих вещей.
— На меня ничего из твоих вещей не налезет.
— Подберем. Ты же не можешь появиться у сестры в таком виде.
— Дело в том, — голос мой дрожал на грани нового взрыва смеха, — дело в том, что никакой сестры у меня нет.
— Нет, есть, — сказала она. — В Тулузе.
— Нет, нету. Я наврала.
Дочка patronne [33] patronne — хозяйки
принесла сыры и поставила перед нами на стол. Крис отрезала себе ломтик от куска сыра, который выглядел как черный треугольник, облитый сахарной глазурью.
— Попробуй, — сказала она, и я отрезала себе по ломтику от каждого куска, не зная, какой выбрать.
— Так куда же ты все-таки путь-то держишь? — спросила она.
— Никуда. Сама не знаю.
— Я пригласила бы тебя погостить, но…
Я совсем не хотела напрашиваться.
— Ой, нет, — забормотала я в ужасном смущении. — Нет, что ты. Даже не думай, пожалуйста… я вовсе не собиралась…
— …но я сама у родственников остановлюсь. Поэтому…
— Нет, конечно, нет!
— Просто дело в том, — сказала она, — что я сама их не знаю.
— Своих родственников? — не поняла я.
— Нет, ну знаю, конечно, но не очень хорошо. Мы раньше приезжали к ним на каникулы, пока папа был жив, а потом… — она отрезала сыра и положила в рот. — Мне было тогда лет восемь. С тех пор я их не видела. Никого, кроме дяди Гастона. Иногда мы с ним встречаемся.
Вошли два шофера, и с ними девушка в обтягивающих джинсах и белых обшарпанных туфлях на высоких каблуках. Очень красивая. С белокурыми волосами, с небрежным пучком на макушке. Несколько более темных завитков выбились на волю. Она явно кичилась своей внешностью.
— Хотя, — сказала Крис, — ничего страшного не будет, если мы приедем вместе.
Она посмотрела в том направлении, куда смотрела я, на блондинку: та громко разговаривала и кокетничала, повиснув на шее одного из молодых людей, с которыми пришла.
— Проститутка, — сказала Крис, отворачиваясь.
— Что? — не поняла я.
— Она проститутка. На трассах работает.
— Ты её знаешь?
Крис рассмеялась.
— Да нет же, господи, конечно нет. Просто это заметно невооруженным глазом.
С моего места девушку было прекрасно видно. Я подглядывала за ней украдкой.
— Так что ты собираешься делать? — спросила Крис.
— Не знаю, — я не хотела сейчас об этом думать. — Может быть, сказала я, чтобы она отстала, — на Корсику махну.
— На Корсику?
— Я видела рекламный плакат. По виду, там хорошо.
— И не только по виду, там и вправду хорошо, — сказала Крис. Кажется, она всюду побывала: Тулуза, Корсика… — Можешь на попутке добраться до Марселя, а оттуда на катере. Это нетрудно.
— Нет, трудно, — сказала я. — Просто-таки невозможно. У меня денег нет.
— А-а, денег, — отмахнулась она так, будто деньги должны как раз меньше всего волновать людей.
— И паспорта, — добавила я. Это казалось мне совершенно непреодолимым препятствием. — Все осталось у мужа.
Дочь patronne пришла предложить нам десерт. Она потопталась у стола и наконец застенчиво спросила, англичанки ли мы. Сказала, что учит английский в школе.
Читать дальше