Бен Окри - Голодная дорога

— Но я не впал в безумие на неделю. Об этом вся деревня говорила.

— Но ты ушел в город.

— Да, я ушел в город.

Они оба замолчали. Казалось, что они попали в кромешный ад. Мама закончила пересчитывать мелочь и села на кровать. Папа вздохнул.

— Своего отца я не видел вот уже пять лет.

Вдруг за шкафом начала что-то грызть крыса. Ожила большая муха, словно пробудившись от долгого сна, и стала летать по комнате. Мотылек взлетел с папиных ботинок и облетел огонек пламени по нисходящей спирали. Папа зажег сигарету и сосредоточенно закурил. Звуки, издаваемые крысой, усилились, и к ней присоединились другие крысы. Мамино лицо передернулось. Папа сказал:

— Сейчас твой дедушка уже почти слепой. Он — главный священник нашего прихода, Священник Бога Большой Дороги. Каждый, кто хочет принести особую жертву для своих путешествий, важных дел, рождений, похорон, всего остального, приходит к нему. Все человеческие существа идут одной дорогой.

Он помолчал. Потом продолжил:

— Мне предназначалось сменить его на месте священника, но старейшины деревни сказали: «Твой сын — боец. Как боец может стать Священником Большой Дороги? Бог выберет тебе преемника не из твоей семьи. Но кто может знать будущее?» Твой дедушка очень был этим расстроен. Он сейчас слепой и носит темные очки, и бродит по деревне и по миру без посоха и какой-либо помощи со стороны. Старшие в нашей семье очень сильны духом. Они обладают очень большим могуществом.

Его голос вдруг сделался очень грустным.

— Мы забываем про эти силы. Сейчас вся сила, которая есть у людей, это их эгоизм, деньги и политика.

Крысы продолжали грызть. Мотылек подлетел ближе к свече, обжег себе крылья и упал в воск. Дым от его сгоревших крыльев был тяжелый и не мог подняться высоко, а сам мотылек влип в воск и загорелся. Я задул оба огонька, вынул мотылька из воска и снова зажег свечу. Папа сказал:

— Вся сила у бедных людей заключена в их голоде.

— Ах, эти крысы! — сказала Мама.

Она раскинула руки и ноги по кровати. Папа закончил курить сигарету. Я взял свою подушку и покрывало. Папа задул свечу, и я слушал, как едят крысы, и муха жужжит во тьме. Папа лег в кровать. Скрипнули пружины. Крысы продолжали грызть, и Папа из темноты сказал:

— Азаро, крысы могут быть нашими друзьями. Иногда они могут сказать тебе, что происходит в мире. Они — наши шпионы. Послушай их, Азаро, и завтра скажи мне, о чем они говорили.

Я стал прислушиваться к крысам. У одной из них зубы были как из желтого камня. Крысы, кажется, ни о чем не говорили, но вскоре я услышал, как пружины кровати скрипят в этом особенном ритме многих ночей. Движения кровати заглушили звуки крыс. Я заснул и проснулся, и услышал, что Мама дышит как-то по-особенному, кровать трясется и горбатые фигуры бродят по темноте. Я снова заснул.

Я проснулся внезапно, кровать все скрипела, но вскоре я перестал слушать музыкальный скрип кровати, потому что мой слух поглотили крысы и их настойчивость. Перед тем как заснуть, я вообще перестал слушать кровать, потому что вдруг понял, что если я как следует попытаюсь, то смогу понять язык крыс. Они говорили, прокладывая себе путь в мамином мешке с гарри, что мир злее, чем огонь, и тверже, чем сталь. Я не понял, что они имели в виду, и постарался позвать их, чтобы они объяснили. Но они не понимали меня, потому что, в отличие от нас, они умеют говорить только на одном языке.

Мир полон загадок, ответить на которые может только мертвец. Когда я чаще стал ходить в бар Мадам Кото, я понял, почему духи проявляли к ней такой интерес. Я приходил к ней днем после школы. Она часто бывала во дворе. Иногда она копала землю, зарывала свои амулеты, или отрывала их. Однажды я спрятался и, наблюдая за ней, увидел, как она что-то зарыла, обложив белыми камнями. Я не понял, зачем они нужны, имеют ли они вообще какую-то значимость.

В другие часы, когда я приходил из школы, она была в буше во дворе и, едва заметив меня, могла крикнуть:

— Садись! Садись и привлекай клиентов! Зови их сюда!

Мне приходилось садиться и приваживать мух. Обилие пальмового вина так расплодило мух, что, когда я дышал, я был почти уверен, что их вдыхаю. Мне приходилось сидеть в пустом баре, рядом с глиняным котлом, и смотреть за прохожими через ленточную занавеску. В первый раз, когда я сидел там один, никто не зашел в бар выпить, и мне казалось, что я приношу одни несчастья.

Днем бар, как правило, пустовал. Один или два человека, у которых не было работы, приходили спросить цену на стаканчик пальмового вина. Как только человек решался войти в бар, Мадам Кото начинала относиться к нему с уважением. Кого она ненавидела, так это неуверенных, тех, кто стоял снаружи и не решался зайти. Она предпочитала, чтобы такие лучше шли своей дорогой, чем заходили в бар. Она была очень избирательна в своем уважении.