Наталия Вико - Шизофрения

Самолет тем временем сбросил скорость настолько, что казалось, почти завис в воздухе, вздрогнул, выпуская шасси, и пошел на посадку. В иллюминаторе замелькали невысокие постройки вдоль взлетно-посадочной полосы, наконец, шасси коснулись бетонного покрытия, самолет завибрировал все корпусом и начал тормозить.

«Здравствуй, Каир!» — подумала она, ощутив вдруг накатившее радостное возбуждение, как от долгожданной встречи с давним хорошим другом…

— О-о! Наконец-то мой личный психиатр приехал! — Зам расставил руки и, расплывшись в улыбке, ринулся навстречу Александре, толкая перед собой волну терпкого одеколонного духа.

— К своему личному психопату, — усмехнулась она, понимая, что избежать разговора уже не удастся.

— Не поверишь, — Зам бесцеремонно чмокнул ее в щеку, — сильно скучал. Чуть не помер с тоски. Сам удивился. Ко мне приехала? — спросил уверенно.

— К Ивану Фомичу, — попыталась Александра охладить его пыл.

— Так он в Александрии с проверкой. В Каире я за него теперь, — Зам приосанился.

— Пьешь, значит, за двоих? — посочувствовала она.

— Ну вот, и ты туда же, — обиженно прогундосил он. — Прямо как жена. А я, между прочим, ни в чем не виноват. Я — жертва тяжелых производственных условий, климата и… неудовлетворенности бесперспективным социальным статусом, — добавил он скорбно. — Потому что Фомич президентом не станет точно. Значит — и я доверенным лицом не буду. Всю его предвыборную программу нагло скатали и используют вдоль и поперек, — сказав это, он с упреком глянул на Александру. — Хотя предвыборные обещания у политиков — одни пустые слова, — он махнул рукой, — а вот Фомич точно смог бы реализовать. Потому что — не политик и врать не умеет. Вот думаю, — Зам попытался наморщить лоб, — может мне в партию чиновников вступить ради перспективы? — почесал затылок. — А тут еще и неудовлетворенность в личной жизни, — посетовал он.

— Неудовлетворенность — наказание за желания, — усмехнулась Александра.

— О! — Зам глянул восхищенно. — Ты прямо как Фомич говоришь! Афоризмами. «Респект», — приложил руку к животу и склонил голову. — А что мне делать-то? Живу тут в окружении людей, измельченных бытом. Никакого полета фантазии. Поговорить по душам даже не с кем. Все работы да отчеты. А жить-то когда? — воскликнул тоскливо. — Слушай, Сань, скажу как на духу — твой приезд для меня — праздник! Ты даже сама не понимаешь, како-ой!

— Событие имеет только то значение, которое ты ему приписываешь, — насмешливо сказала она. — Только, прошу, не говори мне о том, что вы еще будете гордиться…

— Не-е, — замахал руками Зам. — Как можно? Это же сокровенное Фомича. Мне чужого не нужно. Слушай, Сань, пойдем, хоть полчасика про жизнь поговорим, а то, честное слово, я здесь от безысходности скончаюсь или опять напьюсь как свинья, чтобы отсрочить трагический исход.

— В пустыню? — подхватила она с усмешкой. — Народ-то уже собрал, который за собой поведешь?

— Ты что? Разве ж я когда Моисеем себя называл? — в его голосе все же послышались нотки сомнения. — Да и потом, кто ж в пустыню с пустыми руками без посуды и всякой золотой и серебряной утвари уходит?— его глаза хитро блестнули.

— Ты что имеешь ввиду? — удивленно поинтересовалась она.

— Как что? Ты Коран что ли не читала? — изобразил он искреннее удивление. — А откуда, по-твоему, у сынов Израиля столько драгметалла взялось, чтоб золотого тельца в пустыне отлить, пока пророк Моисей на горе-то был?

— И откуда же?

— Правда не знаешь, что ли? — он хмыкнул довольно. — Попросили у соседей египтян вещей серебряных и золотых, и одежд, якобы для организации праздника, а сами — свалили в пустыню на сорок лет. Чтобы срок исковой давности истек! — он загоготал.ь, пока Моисей на горе бв

— Вот с таких заявлений религиозные войны начинаются, между прочим, — Александра покачала головой.

— А ты думала, почему мусульмане иудеев не любят? Только из-за одной религиозной нетерпимости что ли? Очень давние исторические материальные причины, хоть фактически и не с ними произошли. Пойдем, а? Поговорим еще хоть чуток, — просительно посмотрел на гостью. лько золота

— Значит, сегодня я твой народ, — обреченно вздохнула она. — Пойдем, что с тобой поделать. Только не к тебе домой и не более получаса, — поумерила она пыл Зама, который попытался подхватить ее под руку. — Давай в садике посидим у бассейна. У вас тут благодать! Весна! Я хоть позагораю чуть-чуть.