Джойс Оутс - Сад радостей земных

– Пойдешь к себе или как? Может, хочешь еще попрощаться?

– Не хочу.

– А может, на несколько дней бросишь магазин и поедешь со мной?

– Да, Лаури!

Она вдруг удивилась, что машина стоит около ее дома, хотя минутой раньше видела, как они подъехали и остановились. Во всех магазинах на главной улице свет уже погас, только аптека была открыта. Кто-то сидел в дверях на складном стуле, позади виднелась еще какая-то фигура.

– А куда мы поедем? – спросила Клара.

– Пожалуй, я скатал бы до океана.

– До чего?

– До океана. Тебе он тоже понравится.

– В такую даль? И все время будешь вести машину?

– Это я могу.

– Не спавши?

– Может быть, мы сперва поспим.

– Да, – тихо отозвалась Клара.

Хотела было открыть дверь, но не хватило сил как следует нажать ручку. Только на второй раз дверь отворилась. Лаури проскользнул следом, обнял ее сзади, его ладони легли ей на грудь, лицом он зарылся в ее волосы. Потом оттолкнул ее и пошел за нею наверх.

В ту ночь Клара много раз просыпалась, но ее ни капельки не удивляло, что рядом – Лаури. Ведь ей так часто снилось, что они вместе; может быть, поэтому ничуть не пугало, что он здесь наяву. Когда он так близко, чудится, будто плывешь… оба они как пловцы, руки и ноги вольно раскинуты, они так уютно прикорнули рядом, дыхание слилось. Ногой, кончиками пальцев Клара нащупала ступню и пальцы Лаури. Все решено, подумалось ей, теперь я для него совсем другая. Когда наутро он обнял ее, для нее все началось с того ощущения, которым кончилось накануне, она уже научилась чувствовать не только боль, но и зернышко в глубине себя, которое он хотел пробудить, – подобное тому зерну, что скрывалось в нем самом, было ему так дорого и рождало в нем такую радость.

– Я люблю тебя. Люблю тебя.

Она сказала это как в бреду, шумело в ушах, и казалось – этим шумом, буйным током крови затопит наконец тишину, которая окружала ее всю жизнь.

С рассветом они двинулись на машине Лаури к побережью, за сотни миль. Клара, томная и довольная, как настоящая мужняя жена, голубой пластмассовой щеткой расчесывала волосы, и они волной спадали на спинку сиденья. По радио передавали песенки, она негромко подпевала. На дверях магазина она оставила записку управляющему: «Вызвали домой по чрезвычайной надобности. Вернусь самое позднее в четверг. Клара». Она сама отыскала слово «чрезвычайный» в словарике, который ей однажды подарил Лаури. И ему это понравилось. Ему сейчас все в ней нравилось. Она удобно откинулась в машине, греясь в солнечных лучах, и думала – теперь между ними все решится: что они друг для друга, как они всегда будут вместе… надо только подождать, и Лаури сам ей скажет, как они станут жить дальше.

Эти три насквозь пропитанных солнцем дня, что провели они в захудалом курортном городишке на далеком океанском побережье, Кларе предстояло запомнить на всю жизнь; и вот она вновь очутилась в Тинтерне, еще ошеломленная всем, что было и чего не было.

Все мысли ее поглощал Лаури, но минутами она старалась от него оторваться, думать о делах, которые надо делать, и кое-как, словно ощупью, с ними справлялась. Ей казалось, она теперь стала другая, красивая. И Тинтерн тоже менялся – поблекшая под слоем августовской пыли кучка домов и домишек, ничтожная, безликая, которую не упомнить и не отличить от множества других, точно таких же, раскиданных вдоль того же шоссе. Кларе казалось, она так и сияет среди этого убожества – красотой, здоровьем, сообразительностью. Она вся светилась и ликовала наедине с собой, полная счастья куда большего, чем все, что ей обещали дешевые книжонки о любви и иллюстрированные журналы.

«Ну, вот все и решилось», – думала Клара в первый и во второй день, греясь рядом с ним на солнышке и лениво присматриваясь, как живут своей жизнью обитатели соседних «дачек» – взрослые и их дети. «Уж наверно, все решено. Ведь Лаури сейчас ни о чем не беспокоится». Порой он растянется на животе; наклонишься, заглянешь ему в лицо, а оно прямо как неживое – нет в нем ничего такого, от чего можно смутиться и растеряться. А потом перевернется на спину, согнет ноги, так, что коленки стоят торчком, и неотрывно читает дешевые книжки с пустынями или джунглями на обложках; дочитает до конца, презрительно фыркнет и смахнет книжку с одеяла на горячий песок. Вот тут-то Кларе всего тревожней. Ясно, ум Лаури отключился от чего-то одного и сейчас зацепится за что-нибудь другое, но в эти мгновенья нерешительности он как будто не сразу вспоминает о ней. Впрочем, через минуту-другую обычно вспоминает. Приятно ощущать на себе его взгляд, и расчесывать длинные-длинные волосы, и смотреть на океан – такой огромный, что рядом с ним, как было там, в долине, люди тоже словно вырастают и становятся великанами.