Джойс Оутс - Сад радостей земных

– А вы разве не хотите есть? – спросила Клара.

– Ты ешь, а я погляжу.

Он опять тряхнул ключами от машины и сунул их в карман на груди. Ухмыльнулся, даже фыркнул – видно, его насмешила какая-то мысль, – облокотился на столик, подпер подбородок ладонью и уставился на Клару. Она быстро съела котлету, облизала губы, потом пальцы. Выпила кока-колу так быстро, что горло заболело. Лерой засмеялся.

– Ты прелесть девочка, – сказал он. – Пари держу, ты и сама это знаешь.

Он хотел прокатиться за город, но Клара сказала, что знает местечко, куда ей хочется, – она слыхала про одну гостиницу с баром, туда ходили жители их поселка. В какую-то минуту Клара подумала – может, она зря с ним поехала: он не сразу свернул к этой гостинице, а остановил машину на дороге и стал говорить что-то невнятное – он, мол, знает место получше, надо только проехать еще немного. Говорил, а сам на Клару не смотрел. Но она сказала «черта с два» – и он подъехал к гостинице. Клара тотчас распахнула дверцу, он еще зажигание не успел выключить, а она уже выскочила из машины. Он торопливо вылез, обежал вокруг машины, гравий громко скрипел под его тяжелыми шагами. И, запыхавшись, стал говорить какие-то бестолковые отрывистые слова: «Если моя мамаша… Вечерок на славу… такие дела…» Открыл перед нею дверь, затянутую москитной сеткой, и Клара вошла в ресторан с таким видом, будто вовсе и не знает этого Лероя. «Боже милостивый», – пробормотал он и утер взмокший лоб. У Клары от волнения немножко кружилась голова. Человек за стойкой, похожий на Лероя, спросил:

– Тебе сколько лет, красотка?

– А сколько надо?

Этот ответ так развеселил бармена и Лероя, что они оба покатились со смеху. Кто-то подал Кларе бутылку пива, она глотнула прямо из горлышка и осмотрелась. Взгляд ее перебегал по лицам – не то чтобы она искала кого-нибудь знакомого, нет, чувство, пожалуй, было такое, словно кто-то здесь может ее узнать. Голове стало жарко и тяжело от распущенных волос. В какую-то минуту Лерой сгреб рукой густую прядь – и Клара шарахнулась от него, как кошка.

– Ну-ну, не кусайся и не царапайся! – засмеялся Лерой и заслонился от нее, выставив ладони. Он уже подвыпил, и смех его звучал хрипло.

Народу все прибывало. За одним из столиков в глубине появился человек с очень светлыми волосами; у Клары екнуло сердце – отец! Но человек обернулся – нет, слава богу, ошиблась. Этому лет двадцать или, может, двадцать пять. Она забыла про него, а потом он опять попался ей на глаза – и опять сердце словно покатилось куда-то. Он сидел, откинувшись на спинку стула, заложив ногу на ногу, и слушал, о чем говорят его приятели, но был как-то отдельно от них, сам по себе. Другие все время вертелись, шаркали ногами, размахивали руками, а этот сидел неподвижно.

Сосед по столику толкнул этого человека локтем в бок и кивком показал на Клару – мол, на тебя девчонка смотрит. Светловолосый обернулся, нахмурился. Клара опять, зажмурясь, пила прямо из горлышка. Лерой потихоньку протянул мясистую лапу и обнял ее за плечи, казалось, он вернулся к ней откуда-то издалека. А Клара все смотрела на того, светловолосого, и не сразу стряхнула руку Лероя.

– Ты настоящая кошка, хорошенькая киска, – сказал Лерой. – У меня дома есть кошка. Ее зовут Люси.

Он погладил Клару по волосам, она вывернулась и небрежно стукнула его по груди тыльной стороной ладони; вокруг засмеялись.

– Убери лапы, толстопузый, – сказала Клара.

Когда она опять поглядела в сторону светловолосого, он как раз отворачивался. Что-то тяжкое, жаркое сдавило ей горло, ударило в голову. Она чувствовала, как вздуваются вены. Лерой что-то бессмысленно болтал и смеялся, а Клара встала и пошла прочь. Она прижала холодную, отпотевшую бутылку к щеке, потом к другой. Столкнулась с кем-то и, не глядя, шагнула в сторону. Какое-то шалое, пронзительное чувство нарастало в ней – вот сейчас она потеряет равновесие, споткнется и упадет, сейчас что-то случится… совсем как в церкви, когда она чуть было не побежала вперед, за другими, чуть не бросилась на колени. Вместо этого вот такой же шалый порыв заставил ее очертя голову выбежать вон – и на улице, в обществе Лероя, угас… а теперь это непонятное возвращалось, она ощутила какой-то зуд в ладонях, в ногтях, даже в зубах – да-да, она, кажется, готова кого-нибудь укусить. Она все еще неотрывно смотрела на светловолосого. С того места, где она теперь стояла, лицо его видно было сбоку… Может, и правда есть бог, про которого толковал священник? Наверно, та жаркая сила, что нависает сейчас над ней, и давит ее, и втискивается в нее, – это и есть бог. Этот бог все еще голоден, котлетами он не насытился, и это он заставляет вспоминать о ночах, когда она лежала и прислушивалась к Нэнси и Карлтону – без вражды к ним, без недоброго чувства к Нэнси, просто слушала, слушала и старалась понять, как будет когда-нибудь с нею, ведь, когда это с ней случится, она будет знать столько же, сколько знает Нэнси.