Джойс Оутс - Сад радостей земных

– Страшно было?

– Только первый раз.

– И отцу твоему сказали?

– Ну и что? – огрызнулась Роза.

Клара увидела, что навстречу идут какие-то ребята, и хотела перейти на другую сторону, но Роза не послушала ее. Ребята – трое мальчишек и тощая нескладная девчонка – дали им пройти, а потом заулюлюкали и стали кидаться камнями. Клара и Роза бросились бежать.

– Сволочи, сучье отродье! – обернувшись на бегу, заорала Роза.

Вдогонку тоже заорали, захохотали. Камень угодил Кларе в спину, не очень больно, она только разозлилась. Они удирали со всех ног – вдоль по узкой улочке, потом через какой-то немощеный проулок, через кучу мусора на чьих-то задворках. С кучи покатился задетый ими на бeгу дырявый чайник, ударил Клару по ноге, и она вскрикнула от боли.

Потом они очутились еще на каких-то задворках, за оградой. Запыхавшись, расширенными глазами поглядели друг на друга.

– Где они? Догоняют?

– Вроде не слыхать…

Подождали. Клара зашептала:

– Вот бы мне нож, как у папки, поубивала бы их.

Всех бы поубивала.

– И я.

Немного погодя Роза выглянула поверх ограды.

– Давай побежим через палисадник… сзади никого не видать…

Они перевели дух и побежали, Роза – впереди. По опрятной, мощенной кирпичом дорожке, за калитку – и на улицу. Клара ждала: вот-вот кто-нибудь закричит на них из окна.

– Гляди, какая у них тут трава, – сказала Роза.

Земля была будто выстлана шелковистым зеленым ковром.

– Фу-ты ну-ты, – сказала Роза. Они шли теперь по улице, глядя по сторонам, и то и дело сталкивались плечами. Никогда еще они не видали таких прекрасных белых домов. – Кто тут живет, у них денег прорва, – продолжала Роза. – Богачи.

– Пойдем скорей отсюда, – сказала Клара.

– Ага…

– Пойдем домой…

Тут Клара увидела дом поодаль от дороги. Он был чистенький, ослепительно белый, совсем как тот, на картинке в книжке, и перед ним в саду росли деревья. И по обе стороны двери – два окна с разноцветными стеклами. Неизвестно почему Клара заплакала.

– Кой черт? – сказала Роза. – Заболела, что ли?

Клара никак не могла совладать со своим лицом.

Цветные окна были голубые и темно-зеленые, а кое-где сверкали ярко-желтые стеклышки.

– Вот захочу – и разобью, – с ожесточением сказала Клара.

– Чего это, те окна?

– Захочу, так разобью.

– Еще чего вздумала!

И Роза потащила ее дальше. Она, видно, встревожилась.

– Пошли-ка домой, – сказала она. – Я уже голодная. А ты, что ли, не голодная?

– Или вот это возьму, – сказала Клара и показала на флаг, висевший на передней веранде. Веранда была почти не видна за темными серо-зелеными полотняными шторами.

– Ага, ясно.

– Вот и возьму, мне это раз плюнуть, – сказала Клара и потерла глаза ладонями, словно от этого красно-белый полосатый флаг станет меньше, словно так она лучше его разглядит и окажется, что это просто лоскут. Я не боюсь…

– Нет, боишься.

– Фигушки.

– Коли ты такая ловкая, поди да возьми!

Клара ступила на траву. Сердце неистово колотится – вперед, вперед! – и вот она уже взбегает по ступенькам и дергает древко, силясь вытащить его из гнезда. Это была недлинная тонкая палочка, она почти ничего не весила. Ошарашенная Роза застыла позади, на дорожке, раскрыв рот.

– Эй, Клара! Клара!

Но Клара не слушала. Она дергала, дергала и наконец вытащила древко. Бросилась со своей добычей к Розе, и они со всех ног помчались по улице. На бегу обе начали истерически хохотать. Смех зарождался где-то глубоко внутри и рвался наружу, точно пузырьки в апельсиновой шипучке, которой их угостил тот уже забытый человек, что их подвез.

Месяцем позже, около шести вечера, Нэнси, вытянув ноги, сидела на пороге своего жилища и курила. Руки она покойно сложила на животе, уже заметно вспухшем. Клара счищала с тарелок в ведро объедки после ужина и напевала обрывок песни, которую слышала днем в поле:

Пела она очень старательно, слабым глуховатым голоском. Сезонники все поют, даже мужчины. Вот только отец Клары никогда не пел. Поют про кого-то, кто к ним придет, кто их спасет, про то, как переходишь в иной мир, или же про Техас, про Калифорнию, они ведь тоже как другой мир. Клара спрашивала Розу про Техас – может, он какой-то необыкновенный, и Роза сказала, она ничего такого не помнит. Но Роза всегда над всем насмехается, ничего не принимает всерьез. Она пошла в отца, и вся их семья такая. Клара тоже любит посмеяться, но, как ее отец, умеет и остановиться вовремя. В мужской компании Карлтон первым начинает улыбаться и первым вновь становится серьезным, потому что он сообразительнее всех. Тогда он, откачнувшись, садится на пятки или слегка отворачивается и ждет, пока остальные не нахохочутся досыта.