Юрий Визбор - Том 2. Проза и драматургия

С чего начну наступление?
Как поведу разговор?
«…У меня соскочило крепление…»
Нет… «Наташа! С тех пор…»

Закатное небо зори
Раскрасили в цвет кумача,
А я все с собою спорил,
А я все молчал.

Остался лишь в память о робости
Извилистый лыжный след. …
Кусочек Московской области,
Отрезок далеких лет.

Загляделась полночь в окно.
Зимний город устало спит.
Я люблю тебя слишком давно,
Чтоб молчать о своей любви.

Я искал тебя, бросив сон,
В тех местах, где рассвет встает.
Много разных прошло имен,
Претендуя на имя твое.

Но в сугробах карельских снегов,
В тишине подмосковных дубрав
Я святых не растратил слов
И своих не лишился прав.

Ты живешь в переулке глухом.
Ты домой уходишь опять.
Ты не думай, что я стихом
Буду робко тебя догонять.

Ты не думай, что, как в бреду,
Я строчу тебе писем том.
В эту полночь я сам приду.
Надеваю уже пальто!

Погода, погода, погода…
Собачье время дождей.
Наверно, любая невзгода
Такой непогоды милей.

Висит над тоскою заливов
Студеный речной горизонт,
Волна на песчаных обрывах
Холодный рисует узор.
Стучала машина сильней и сильней —
Мы плыли по Северной самой Двине.

Под бок подстеливши овчину,
Пальто, телогрейку, тулуп,
По самым различным причинам
Лежим на прогретом полу.

Лежим, потому что нельзя не лежать,
Что жалко деньжата на ветер бросать,
Что путь наш — короток,
А сон наш — здоров,
А главное то, что без всяких ковров
Приедем в обычной простой суете
В такое же в точности время, как те,
Как те, что в каюте
И, может, в уюте
В такой же посудине
С нами плывут.

Зато, убедившись, что парень не вор,
Расскажет крестьянин про новый забор,
Старуха — про сына, про белых — старик.
Желаешь — так слушай. А нет — говори.

Зато ни один преуютнейший класс,
Конечно, не слышал такой вот рассказ:
«Вот вызвали парня того писаря:
Фамилия ваша? — Вербованный я.
А звать-то? Шесть месяцев. Больше ни-ни
И ты меня, паря, в леса не гони.
Свое отработал — и будя, пока…
Пристанешь еще — наломаю бока…»

На бочках хохочет,
Судачит и пьет
До водки охочий
И добрый народ.

А берег стоит молчаливо,
И держат туманы дозор,
Висит над тоскою заливов
Студеный речной горизонт.
И дождик стучит в запотелом окне:
Осенний пейзаж на осенней Двине.

На палубе плотник лежит на полу,
А рядом — колхозный завхоз,
Учитель к далекому едет селу,
Бухгалтер — в большой леспромхоз.

А мимо плывет деревушка,
Прогнившие крыши домов.
А дальше — лишь леса макушки
Вдоль низких глухих берегов.

Под вечер корабль, развернувшись кормой,
Растаял за мысом вдали.
А люди стоят на опушке лесной.
— На стройку? — На стройку. Пошли!

В тумане не видно ни зги.
Стучала о берег вода.
В тумане затихли шаги.
Здесь будут шуметь города!

Сыплет с неба снежная крупа,
Промерзают лужи у кювета.
На дорогу паренек упал,
В серую шинелишку одетый.

Он глотнул мороза жесткий ком.
Встал. Встряхнулся. Топнул сапогом.
И бревно заснеженным сучком
Снова вгрызлось в жиденький погон.

Мы таскаем бревна каждый день,
Мы таскаем в холод и в тепло
По дороге длинной, как ремень,
По дороге скользкой, как стекло.

Нас не вспомнит ни один приказ.
Мы должны работать. Мы — солдаты.
Но поднялся поглядеть на нас
Рыбий глаз полярного заката.

Когда зажигаются фонари,
Стараются мир понять
Юноши, начавшие курить
Назад четыре дня.

Их равно волнует и нищий с сумой,
И нежный женский висок.
Они должны явиться домой
В обычные десять часов.

Когда зажигаются фонари
И день людям не нужен,
Мужчины, бросившие дурить,
Усаживаются за ужин.

А жены в ступе толкут разговор,
Пустой разговор, пепелище.
Фонари зажигает один прибор.
Один — целые тыщи!