Вячеслав Букур - Тургенев, сын Ахматовой (сборник)

– Любовь – это восторги жизни перед бездной… Там, в этой точке, осознаешь, как схлестнулись жизнь и смерть… Да вы, дорогая, – это он своей продавщице, – внимательнее записывайте все, что продали!

Отец Нюси вечером скажет, что он лично встречал в Перми уже трех философов с практической жилкой – все они имеют свои киоски и продавщиц! И все они порядочные люди, а это очень много, это почти все, добавил отец. Но Нюся уже выбрала Артема, хотя в этот же первый вечер Муханов ей звонил, советовал подержать руки в содовом растворе. А утром с ироничной улыбкой якобы рассказывал Артему: «Нюсе звоню – весь трясусь, голос в трубку не заходит…»

На лице Муханова было написано примерно следующее: «Соломон премудрый говорил: бабочка иногда пролетает мимо цветка и садится на дерьмо – утешения нет…» При этом он не забывал делать замечания своей продавщице: «Да вы считайте внимательнее!»

Дня через три Муханов сказал так: «У человека есть выбор, отчего ему надорваться», – и у Нюси завяли самые крупные розы, а может, они завяли часом ранее, просто она заметила сейчас. Хозяин (его звали Наби) задешево брал все цветы и почти не огорчался, когда попадалась партия, почти тут же жухнущая, а Нюся почему-то расстраивалась.

Еще Нюся чуть не поссорилась с Валентиной, торговавшей духами у Муханова. Эта Валентина окончила филфак и говорила: «Я, право, не знаю, может, вы купите эти?» Про Артема она выражалась пренебрежительно:

– Мой брат тоже из Чечни пришел, но ни он сам, ни его товарищи, там воевавшие, ни-ког-да не говорят про бои! Все они молчат. И все раненные тоже! Один даже часть печени потерял… Это очень тяжелое ранение!

Нюся защищала своего мильтона: люди ведь разные, одним легче молчать и забыть, Артему легче выговориться. Он не может в себе консервировать эту бойню.

И Валентина тут же уткнулась в кроссворд, а вскоре спросила:

– Славянский самурай из пяти букв?

– Казак? – предположила Нюся.

– Точно! Второе «а».

И так через день Валентина критиковала Артема – не мог он коньяк из Грозного привезти (они его выпили еще там, коньяк, через месяц после того, как разбомбили завод коньячный). Нюся тут же объявляла Валентине войну: окружала, разбивала и с победой возвращалась за свой прилавок. Коньяк Артем привез, потому что спрятал в одном подвале канистру! Ну, возражала Валентина, его с ранением отправили в Москву, если не врет, как же он мог захватить эту канистру-то? А очень просто: на другой день друг Артема, знающий про подвал, захватил…

В общем, в ноябре Нюся сказала родителям, что вскоре приведет Артема и надо перед сим покрасить заново дверь в кухню.

– Надо Ленина убрать из туалета, – сказал отец.

Огромный Ленин висел там с весны, чтоб холст разгладился (Нюся собиралась на нем писать – поверх, но не поступила). Отец Нюси уверял, что со временем это будет антиквариат, чуть ли не в цене Рафаэля, внукам наследство. Нюся хорошо понимала юмор: «Ты считаешь, надо убрать Ленина, чтобы Артем не женился на мне по расчету?»

Вокруг ЦУМа летал смоговый дракон, но любовь была как фильтр, она прокачивала все, поэтому для Нюси и Артема деревья казались зелеными, как будто только что они вернулись из леса, где гостили у своих родственников, и облака были белыми, чтобы их, влюбленных, не огорчать. На самом же деле в этих облаках были примеси соляной и серной кислот.

– Мы купим этот ЦУМ. – Артем сделал обнимающий жест к витрине, вдаль, – или это был загребающий жест?

– Как купим? – Нюся вздрогнула, и витрину начало затягивать чем-то таким, словно она опустила веки (на самом деле солнце выбежало к окнам и слепо отразилось в стеклах).

– Ну, летом следующего года я поступлю в Высшую школу милиции и через десять лет буду главой МВД области! Генералом.

– Да, мой генерал?

Даже без увлечения, твердо, ясным обеспеченным голосом Артем продолжил:

– Этот пятиэтажный дом мы купим тоже, в нем будем жить. А этот, соседний, купим для детей. И их гувернеров…

«Тяжело», – подумала Нюся.

– А скоро повезу тебя на рыбалку. Место такое знаю, – Артем чувствовал, что почему-то ЦУМ не прошел, – там рыба до того нетерпеливая! Подойдешь с крючком в руках, а она высигивает аж – хочет насадиться! В лодке плывешь, только от берега отчалил – тебя по щуке с каждой стороны конвоируют, высматривают, нет ли крючка, чтоб насадиться…

Нюся покрылась невидимым миру цементом. Он все понял. Значит, рыбы тоже не прошли. Щуки на него грустно посмотрели: «Извини, не удалось тебе помочь» – и уплыли вдаль по Советской улице, пожимая плавниками.