Анатолий Иванов - Вечный зов. Знаменитый роман в одном томе

— Дык… как это подъехал, что мы и не учуяли?

— Оглохли, значит, — буркнул Демьян, поскрипывая деревяшкой, разделся, прошел к столу. — Продрог я, дайте чаю.

Силантий налил ему в кружку заваренного смородинным листом кипятку и, подавая, обомлел: на столе лежали возле опростанной чашки с кашей три грязные ложки, и Демьян не мигая глядел на эти ложки.

Схватив тряпку, будто обтереть стол, Силантий смахнул все ложки в чашку, сунул эту чашку на шесток, бросил в нее и тряпку. «Что, если саданет ему — почто три ложки-то?» — колотилось у него в мозгу.

Демьяну, видно, ничего не садануло. Склонившись над кружкой, вытягивая жилистые губы, он громко тянул кипяток.

— Поди возьми там, в тарантасе, провизию, — кивнул Демьян Федьке. — Бутылки с вином не побей. Самогонка есть?

— Куда она делась! Ведер пять еще стоит, — проговорил Силантий облегченно. — Когда ждать?

— Откуль я знаю? Мне велено копченостей да вина хорошего доставить. Воняет чем-то у вас. Пахнет чем, говорю?

— Да это… Снадобье седни варил… Суставы ломит. К непогоде, думаю. Оно так и есть, захмарило.

— Развели вонищи… Чтоб проветрил дом к завтрему. В курильне нельзя сварить, что ли? Там такая же печка.

— Не буду боле. Проветрим…

Ни слова не добавив, Демьян уехал. Силантий проводил его, еще раз облегченно вздохнул: «Пронесло, слава те, господи…»

— Пронесло, — сказал Силантий и Антону, когда тот, выждав часа полтора, спустился с сеновала. — Как я эту проклятую ложку забыл убрать?

Антон дотошно выспросил все подробности: как сидел Демьян, куда смотрел, что говорил.

— Да, ей-богу, ничего он не допер… Ни один волосок у него не дрогнул.

— Может, так, а может, и эдак, — сказал вдруг Федор. — Он, Демьян, как змей хитрющий. Я бы, Антоха, смылся на твоем месте куда поглуше.

— Цыть ты! Куда он с такой лялькой?

— Правду Федьша говорит, — раздумчиво произнес Антон.

— Да куда ты? Как ты с порченой рукой-то?

— Хорошо бы еще помочить ее в твоем вареве. Гноиться перестала, синюшность отходит. Да, может, так теперь, без полива, заживет.

— Может, заживет, а может, обратно гнить начнет, — прежним тоном проговорил Федор. — Потому надо тебе залечь где поглуше и чтоб неподалеку. Чтоб, значит, могли мы незаметно доставлять еду с питьем да варево для руки. Сейчас тепло пока, недели две полежать можно…

— Ишь ты, — усмехнулся Антон, потрепал всклокоченную голову брата. И опять стал задумчивым. — Это бы, конечно, самое хорошее дело, чтобы вылечить ее, проклятую, совсем. А есть такое место?

— Лес большой, — неуверенно проговорил Силантий. — Хотя, конечно, не шибко тут таежно да глухоманно… Мужичишки везде лазают. Особенно бабенки, язви их, за калиной.

— Есть, я думаю, одно место, — сказал Федор. — Кроме чертей рогатых, там ни одной живой души сроду не бывает.

— Где это? — спросил Антон.

— Где? А пещера-то в Змеином ущелье? На Звенигоре. Забыл, что ли? Верхи туда и обратно — до свету обернемся.

— Чего чудишь, чего чудишь? — замотал бороденкой Силантий. — Там этих гадюков на каждом кусту.

— Какие сейчас гадюки, бать? Они давно в норы позалезали, в спячку пошли. Я в лесу третьего дня целый клубок из-под старого пня выковырнул, — будто веревки мерзлые, чуть-чуть разве шевелятся. А на горе еще холоднее. Антону тулуп дадим, одеяло… На неделе раз-другой я буду к нему ездить…

Посудив, порядив так и этак, пришли к одному: лучшего укрытия не найти. Силантий оседлал обоих жеребцов, сунул в мешок несколько ломтей копченого мяса, немного муки, картошки, две булки хлеба, чугунок. Разлил в пустые бутылки, благо бутылок было много, настой из трав. В старый дождевик завернул тулуп, одеяло, подушку.

— С богом, сынок, — сказал он Антону. — Ночью будешь кипятить отвар да греть руку. Днем смотри не разжигай огня — дым увидят. Ты, Федьша, сразу назад, да не гони коней, не запаляй, до свету все равно успеешь вернуться. Не дай бог утром Кафтанов с «собачником» своим заявится да увидит потных лошадей… С богом…

Федор проводил Антона к Звенигоре, к самому ущелью, в густых зарослях, за камнями, привязал лошадей и помог дотащить до пещеры тюк с одеждой. На заимку он вернулся еще затемно. Дождик то переставал, то снова начинал нахлестывать. Федор промок и замерз.

— Слава тебе, господи, — перекрестился Силантий. — Ложись, спи. Только бы черт утром никого не принес.

Ни утром, ни к вечеру на заимку никто не приехал. А утром следующего дня Силантий закричал с улицы:

— Федор! Сынок, выдь-ка…