Пол Остер - Мистер Вертиго

Эзоп, который никак не мог примириться с отсутствием пальца, пал духом, превратился в жалкую тень себя прежнего, а я, чересчур увлекшись своими экспериментами, пусть и проводил с ним почти все свободное время, уделял ему внимания меньше, чем нужно. Эзоп спрашивал, почему я столько сижу у себя, и однажды (кажется, это было пятнадцатого или шестнадцатого декабря) я, желая избавить его от сомнений, решил немножко соврать. Я не хотел, чтобы он подумал, будто я его разлюбил, и потому предпочел в той ситуации мелкую ложь молчанию.

– Дело в том, что я хочу приготовить сюрприз, – сказал я. – Если обещаешь ни словом, ни звуком, так и быть, расскажу.

Эзоп недоверчиво посмотрел на меня.

– Опять ты за свои штучки?

– Никаких таких штучек, клянусь. Все по правде, сам слышал, своими ушами.

– Не крути. Если есть что сказать, говори прямо.

– Ладно, сейчас скажу. Только сначала дай слово.

– Надеюсь, оно того стоит. Тебе прекрасно известно, я не люблю давать обещания просто гак.

– Еще как стоит!

– Хорошо, – сказал он, начиная терять терпение. – Так и о чем же, брат, речь?

– Подними правую руку и поклянись, что не скажешь. Клянись могилой матери. Клянись, чтоб глаза лопнули. Чтоб тебе не переспать даже со шлюхой черномазой.

Эзоп вздохнул, сгреб левой рукой мошонку – потому что у нас было правило именно так давать страшные клятвы – и поднял вверх правую руку.

– Обещаю, – сказал он и повторил все, что я велел.

– Так вот, – сказал я и принялся отчаянно импровизировать. – Дело вот в чем. На следующей неделе у нас Рождество, мы его будем встречать, причем вместе с миссис Виттерспун, и так вот, они говорили про двадцать пятое, а я слышал. Будет индейка, пудинг, подарки и, может быть, даже попкорн, ну, и елка. А коли так – а похоже, что так, – то а я-то чего? Ты ж понимаешь. Мне, значит, подарят подарок, а я? Вот я и бегаю к себе в комнату. Хочу приготовить подарок, самый что ни на есть сюрприз – дошел своими куриными мозгами. Погоди, брат, немножко, через неделю увидишь, стоит оно или нет.

Про Рождество я сказал чистейшей воды правду. Ночью я действительно слышал, как мастер Иегуда разговаривал за стенкой об этом с миссис Виттерспун, только не сообразил про подарок. Но когда эта мысль случайно возникла в разговоре, я сразу за нее ухватился: это и был мой шанс, мой тот самый счастливый случай, которого я ждал. Если праздник и впрямь состоится (мастер в тот же вечер объявил за столом, что состоится), я им воспользуюсь и покажу, на что я теперь способен. Это будет мой всем подарок. Я встану и полечу на глазах изумленной публики, и мир наконец узнает про мою тайну.

Примерно десять дней я потом прожил как в кошмарном сне. Репетиции репетициями, а как знать – вдруг на глазах изумленной публики я возьму да и упаду? Если номер провалится, я же стану посмешищем, темой для анекдотов на ближайшие двадцать семь лет. Наконец наступил самый длинный и мучительный день моей жизни. Рождество у нас в доме, как ни взгляни, удалось на славу, мастер Иегуда устроил настоящий праздник, веселый и шумный, и только один я сидел ничему не рад. Индейка не лезла в глотку, а пюре, приготовленное из репы, казалось на вкус вроде бумажного клея с землей. Когда перешли в гостиную петь гимны и раздавать подарки, мне захотелось удрать. Миссис Виттерспун начала первая и подарила мне синий свитер с красным оленем на груди. Потом подошла мамаша Сиу с парой связанных ею носков, а потом подошел мастер, вручив мне новый, беленький, твердый бейсбольный мяч. Потом подошел Эзоп и преподнес портрет сэра Рэли, вырезанный из книжки, в гладкой эбонитовой рамке. Все это были роскошные подарки, но я, разворачивая очередной пакет, лишь мрачно, почти неслышно благодарил и ничего не мог с собой сделать. Каждый новый подарок приближал к раскрытию тайны, отнимал еще одну каплю и так невеликого мужества. Развернув последний, я сломался – сел и решил ничего не показывать. Я не готов, сказал я себе, еще нужно потренироваться, и, найдя одну отговорку, потом сразу придумал с десяток. Однако не успел я попрочнее приклеиться к стулу, как тут-то оно и случилось – Эзоп сдал меня за два цента.

– Теперь очередь Уолта, – сказал он со всей простотой, думая, будто я человек слова. – Он что-то нам приготовил, и мне не терпится это увидеть.

– Правильно, – сказал мастер, повернувшись и пронзая меня насквозь своим всеведущим взглядом. – Слово за юным мистером Роули.

Все посмотрели на меня. У меня не было другого подарка, и если бы я так и остался сидеть, они сочли бы меня неблагодарной дрянью и были бы правы. Коленки у меня задрожали, я поднялся со стула и пропищал, как церковная мышь: