Сергей Юрьенен - Беглый раб. Сделай мне больно. Сын Империи

Стоянка уходила в рощу, вдоль аллеи вкопаны столы и скамейки. Все удобства, включая печки для гриля. И никого. Справа проносились тёмные машины — изредка и словно сами по себе. По обе стороны автострады красноватый туман растворялся над полями сахарной свеклы. Было душно. На горизонте полыхала неоном станция обслуживания.

— Сходим. A clean, well-lighted place ? [81] Туда, где чисто и светло? (англ).

— Давай.

Слишком светло, не очень чисто. Поставив на пол огромный кассетник, за столом накачивалась пивом молодёжь, бледная и отрешённая. Девушки были в майках без лифчиков. Ярость сортирных рисунков была такова, что соответствующие дыры вожделений местами сквозили, пробитые уж неизвестно чем — отвёртками? — сквозь треснувший пластик. Юный итальянец их обслужил. Они вышли к бензоколонкам. Отхлебнув пива, Люсьен посмотрел на пластмассовый стаканчик у Алексея в пальцах.

— Кофе на ночь?

— Привычка.

— Почему ты, собственно, работаешь ночами?

— Ибу , — ответил он, что по-французски значило «сова».

— Не сова ты, а мизантроп.

— Кто — я?

— Не любишь ближнего, как самого себя.

— Может быть…

— Потому что себя не любишь.

— Тоталитаризм.

— Нет. Эмиграция. Все вы такие, эмигранты, — папаша Мацкевич тоже, а он социализма в Польше не застал. Это ваш комплекс неполноценности.

— Нет у меня никакого комплекса… — Со стаканчиком в руке под звёздным небом этой ночи, которая и посреди бельгийских полей давала иллюзию родного места, Алексею так и казалось. — Там я себя эмигрантом чувствовал больше.

— В России?

Автоматически он поправил западного невежу:

— В Союзе Советских…

— Да, но почему?

— Всё там чужое было , mon ami . И не безразлично чужое, как неон или эта вот ракушка SHELL. Агрессивно враждебное.

— Ничего своего?

— Ничего. Кроме смутной мечты.

— О чём?

— Об ином.

В круг света въезжали неожиданные люди, заправлялись, бросив на них, стоящих, безразличный взгляд, входили расплатиться, убывали. Группа молодёжи вышла, опрокинула урну, погрузилась в открытый американский «кадиллак», выкрашенный в безумный розовый цвет, и уплыла в ночь, предварительно разбив за собой об асфальт бутылку с пивом.

— Тогда, наверное, я тоже эмигрант.

Алексей качнул головой.

— Ты нет…

— Внутренний — я имею.

— Нет. Вы эскаписты.

— Какая разница? Вы бежите, мы бежим…

— Но в разных направлениях.

— То есть?

— Вы — от, мы — к.

— К?

— К.

— К чему же это?

— Предположительно к себе. К России.

Он засмеялся.

— Ладно. Идём chez nous… [82] Домой… (франц.).

За время отсутствия на стоянке вырос гигантский трейлер, на борту надпись «Лондон — Вена». Водители в роще готовили ужин. Жаровня озаряла их, обнажённых по пояс, мускулистых. На столе светился огонёк транзистора, вместе с запахом мяса доносилась музыка — из фильма «Третий человек».

Они разложили сиденья и легли. В бутылке плеснуло виски.

— Будешь?

— Спасибо, — отказался Алексей, и Люсьен устроился с бутылкой повыше. После каждого глотка он её завинчивал.

— Спишь?

— Нет…

— Ты когда-нибудь занимался любовью с мужчиной?

Люсьен смотрел ему в лицо. В машине вдруг стало тесно. Алексей усмехнулся:

— Стрейт. [83] Здесь: гетеросексуален.

— Straight , — повторил Люсьен… — Звучит самодовольно. Нет? Прямо как credo какое-нибудь.

В джинсах вдоль голеней, где волосы, ноги у Алексея зудели от пота — и в промежности тоже. Было жарко и душно. Сигаретный дым с неохотой вылезал из машины.

— Или, — сказал Люсьен, — ты против принципиально?

— Почему же? Жизнь многообразна.

— А ты в ней сделал выбор. Я, дескать, straight . И всё тут.

В ситуации выбора Алексею пришлось оказаться только раз — в Москве. Когда, оставшись на ночлег, его шокировал сбежавший от жены приятель детства: «Может, поебёмся?». А его тогдашняя любовь была в отъезде. Обычная разлука, первая любовь. Как это было всё давно. Какие же мы старые, всё ещё считаясь молодыми. Какая долгая на самом деле эта жизнь.

Он усмехнулся.

— Ничего смешного, — сказал Люсьен. — Однажды я тоже сделал выбор. Я не рассказывал? Сел в Турции в рефрижератор. В пустыне было дело. Когда я в Катманду бежал. Двое в кабине. Как вон те… Шофёр со сменщиком.

— Ну?

— Изнасиловали.

— Нет ?

— Да, друг. Брутально. До самого Непала срать потом не мог. Голодный шёл. Афганистан, Пакистан, через всю Индию. Ничего не ел, только курил. Гашиш. Смотрел « Midnight Express ?» [84] «Полуночный экспресс» (англ). . Вот такие же, как тот надзиратель. Жутко агрессивные. Не хочешь?