Вера Колочкова - Слепые по Брейгелю

Так, в мыслях о Павле, и добралась до работы. Потянула на себя дверь с анахроничной табличкой «бухгалтерия», вошла, поздоровалась, виновато улыбнулась в сторону Вероники Сергеевны. И не сразу поняла, почему она так подозрительно ее разглядывает. И Таня с Леной тоже ее разглядывали. И кассирша Лилечка.

— У-у-у… — протянула Таня, качнув головой и многозначительно переглянувшись с Леной. — Я и не предполагала, что все так плачевно закончится. Верной дорогой идете, товарищ Маша, флаг вам в руки!

— Ты о чем, Тань? — напряглась она невольно, стараясь уловить смысл упрека.

— Ой, да ладно… Дурочку-то из себя не строй. Учти, на бабьем лице после сорока все написано. Прикладываться начала, да? На дно бутылки заглядывать? Наверное, потому и отгул вчера взяла?

— Ах, вот оно в чем дело… — проговорила тихо, пряча улыбку в ладонях. — Ну да, ты права, Тань, приложилась я вчера изрядно, так уж получилось. Все, как у больших, без шуток.

— Так я и говорю — верной дорогой идешь! Классической, можно сказать. Как всякая брошенка. Поздравляю! Сначала растерянность, потом слезы, потом бессонница и тоска, потом утешение на дне бутылки! Нет, оно понятно, конечно, с первыми пунктами, это само собой, но вот последнего от тебя не ожидала, честное слово!

— Да я и сама от себя не ожидала, Тань! — засмеялась она, не сдержавшись. — Я ж не думала, что это так… Так увлекательно!

— Маш, что такое несешь-то? Не протрезвела еще, что ли? — покосившись в сторону начальницы, прошипела Таня и спряталась за свой монитор, выставив напоследок ладонь в сторону Лены, будто передавая ей эстафету.

Лена эстафету приняла. Встала из-за стола, подошла, наклонилась к ее уху, прошептала так, чтобы слышали Вероника Сергеевна с Таней:

— Ты это… Кончай, Маш… Возьми себя в руки, стыдно ведь. Такая приличная женщина… Сроду замечена не была. Помнишь, как Павлову из технического отдела все осуждали? Ты так же хочешь, что ли? Ведь сплетничать будут, за спиной шептаться! Мало того, что о тебе уже сплетничают?

— А чего обо мне сплетничают, Лен?

— Ну, как это? Тебя же муж бросил. Только одним этим уже привлекаешь внимание. Надо очень осторожной сейчас быть, Маш, иначе прилипнет грязь, потом не отмоешься.

— А… Ну, на здоровье, пусть прилипает. Ты извини, Лен, мне работать надо. Спасибо тебе, конечно.

— Да за что спасибо-то?

— Как за что? За внимание! Сама же говоришь, что я внимание привлекаю.

— Да ну тебя… — махнула рукой Лена, отходя от ее стола и косясь на начальницу. Не поймав ее взгляд, протянула в сторону Тани: — Ну как с ней разговаривать, я не знаю… Будто подменили человека! Ей как лучше хочешь, а она… Что творится с людьми, иногда просто диву даешься!

Прежде чем уйти в рабочий процесс, она обвела взглядом знакомые лица, вздохнула легкомысленно — а ведь Лена права. Странное что-то с ней творится. Никогда она не испытывала раньше такого залихватского равнодушия к чужому о себе мнению. А как боялась-то раньше, как боялась, вспомнить смешно. Ах, что о ней подумают, боже! Что скажут за спиной! Как прокомментируют! Что станет говорить княгиня Марья Алексеевна. О, самый ужасный из всех ужасных ужасов! Нет, правда же, смешно.

Ближе к обеду Вероника Сергеевна привычно сняла трубку зазвонившего стационарного телефона, не отрываясь от монитора, произнесла равнодушно:

— Слушаю, бухгалтерия…

И тут же лицо ее вытянулось, брови поползли домиком вверх.

— Кто? Какая Маха? Ах, вы имеете в виду Машу… А, ну да, да, конечно.

Зажав микрофон ладонью, проговорила громким удивленным шепотом в ее сторону:

— Маш! Это тебя! Очень приятный мужской баритон! Странно как он тебя назвал — Маха. По-моему, так обнаженных на картинах Гойи называют.

Лена и Таня высунулись из-за своих мониторов, не зная, кого есть глазами. То ли начальницу, выражая тем самым крайнее восхищение ее познаниями в искусстве, то ли ее, выражая на всякий случай привычное осуждение и недовольство.

— Привет, Маха! Как дела? Жива с утра, кони с похмелюги не откинула?

— Привет. Жива, как видишь, и кони целы. А ты как?

— Да терпимо. Ну, относительно терпимо, конечно.

— Что? Так, может, я прибегу? Прямо сейчас нужно, да, Павел?

— Нет, не надо, до вечера перебьюсь. Говорю же, терпимо. Ты до которого часу работаешь?

— До шести…

— Нормально. Значит, к половине седьмого будешь?

— Да, конечно!

— Давай, жду… И не только из-за укола. Соскучиться успел, честное слово! Хорошая ты все-таки баба, Маха… Жаль…