Вера Колочкова - Слепые по Брейгелю

— Что?

— Да я хотела сказать, небезопасно тебе тут находиться, молод еще. А если прямо сказать, не так сказочно мягко… Боюсь, хамством заразишься, вонючим козлом станешь. Хамство на фоне стяжательства вещь заразная, воздушно-капельным путем от больного к здоровому запросто передается, ты знай. Ну, когда там такси придет, я ж на автобус опоздаю!

— Да вон, идет ваше такси, сейчас уедете…

— Ты понял меня, Вася?

— Да понял, понял, чего ж тут не понять-то. Я ж не глупый. А жалко Пал Петровича-то, ой как жалко.

Сидя в мягком автобусном кресле, еще раз прокрутила внутри себя только что пережитое. И ударило в сердце обидой — не за себя, за Павла…

Нет, правильно сделал, что ушел! Хотя… Какой жестокостью звучит это «правильно»! Не правильно, а больно и безысходно. И каково Павлу жить в этой боли, в этой безысходности? Еще и она сегодня уехала. А могла бы этот день с ним провести. Добрым бы делом занялись, Лушу помянули бы. Коробка с коньяком так и осталась у нее в квартире, на кухонном подоконнике, стоит себе, неприкаянная. Жаль, столько времени потеряли. Может, оно на дни, на часы, время-то. На минуты…

Послышались за спиной легкие шаги, и Саша вздрогнул, повернул голову назад. Никого. Да и не должно быть никого. Настя домой ушла, а Валя в доме лежит, отдыхает. Сказала, к вечеру голова разболелась, надо вздремнуть часок. А еще попросила шашлыков, причем с обычной своей ласковой присказкой — никто, мол, на свете не умеет приготовить шашлык так, чтобы один запах головную боль снимал. Польстила, стало быть. Ладно, что ж, можно и шашлыки.

И опять шорох за спиной, на сей раз конкретный, и будто даже вздохнул кто. Вышел из беседки, проговорил в сумерки:

— Кто здесь?

— Это… Это я, извините.

Голос почему-то детский, испуганный. И фигурка из-за кустов на свет фонаря вышла хлипенькая, не разобрать, кто.

— Извините, я только спросить… А Валентина ведь здесь живет, правильно? Это ее дом?

— Ну… Может, для кого и Валентина, а для тебя Валентина Ивановна. А ты кто, собственно?

— Я? Я Люся… Люся Макарова. Понимаете, мне очень нужно Валентину увидеть! То есть… Ладно, пусть будет Валентину Ивановну!

При ближайшем рассмотрении оказалось, что Люся — это худенькая стриженая девица, симпатичная и веснушчатая.

— А почему — пусть будет? Чем тебя так Валентина Ивановна обидела? Да подойди поближе, не бойся, я не кусаюсь.

— А я и не боюсь… Чего мне вас бояться? Я, между прочим, способами защиты владею. А вы кто? Ее муж или просто прислужник?

О, какая смелая эта Люся. А с виду не скажешь. С виду — воробышек воробышком. Правда, походка пацанская, чуть вразвалочку, но это уже для демонстрации скорее. И слово какое смешное выдала — прислужник! Сказочное какое-то, ребячье!

— Ну, и как ты здесь оказалась, Люся? Через ворота с шестом перепрыгнула?

— Нет, что вы… Я со стороны леса пришла, потом через калиточку. Там же у вас калитка в заборе.

— Так она ж закрыта! На замок!

— Ой, чего там, закрыта… Вместо замка звездулинка какая-то приделана, руку в щель просунь да открой. А у меня рука тонкая, как веточка, всего и делов-то.

— А… Понятно. Значит, надо на заметку взять, замок хороший поставить.

— Ага, давайте… Чтоб не ходили тут всякие, не мешали спокойно жить. Она ведь очень спокойно живет, правда? Хорошо ей, да? Ночами крепко спит, совесть не мучает? Живет и живет себе, горя не знает, правда?

Чем дальше Люся выкрикивала в сумерки свои странные вопросы, тем выше поднимался ее голосок, пока не дошел до самой высокой слезной ноты:

— А можно, я ей в глаза гляну, а? Очень мне интересно, какие у нее глаза? Как вообще на белый свет глядят, нормально? Совестью не гноятся, нет?

Все, иссякла вопросами, расплакалась. Затрясло всю, как осинку на ветру.

— Пойдем-ка мы, Люсь, в беседку. Сядем, поговорим нормально. Пойдем, я тебе воды налью. А может, вина? Тебе лет-то сколько, Люся?

— Двадцать… два…

— Ну, ничего, нормально. Стакан сухого вина не повредит, наоборот, нервы расслабит. Садись вот сюда, в это кресло. Успокаивайся.

— Нет, а где?

— Валентина Ивановна чуть позже придет. А пока ты мне можешь рассказать, чем она тебя так обидела? Может, вместе и разберемся.

— Да не меня она обидела… А парня моего, Данилу.

Люся тихо захлюпала, согнувшись закорючкой в кресле и отвергая жестом протянутый стакан с вином. Саше захотелось подойти, погладить ее по голове, вытереть слезы с милого кукушачьего личика, но он не решился, вдруг девчонка не поймет его порыва. Стоял, ждал молча.