Леонид Пантелеев - Верую…

И все это происходит за три недели до референдума, то есть до того дня, когда иранский народ будет призван решить вопрос, быть ли вообще исламской республике!!!

К чему это все ведет? Только не к тому укреплению и утверждению веры, о котором мы все молимся. А многих это и оттолкнет — и непременно оттолкнет — от религии.

Невольно опять вспоминаешь несчастного Игоря Огурцова и его сподвижников и единомышленников. Представляется русский, православный вариант иранской религиозной революции. Ведь, отдавшись этой идее, до каких крайностей может дойти человеческая мысль!

Если православие — то уж давайте самое первозданное, досинодское, дониконовское, то православие, за которое ратовал и отдал жизнь протопоп Аввакум! Для женщин терем, сарафан, платок «в роспуск». На богослужении молящиеся мужчины — одесную, женщины — ошую.

Нет, я не против старообрядчества. И не потому только, что и в моих жилах течет староверческая кровь… Всякое вероисповедание, любой способ общения с Богом и прославление Его имеет право на свободное существование. Но еще и еще раз подчеркиваю: на свободное .

Что ему Гекуба, что мне, казалось бы, Иран, когда хватает и своих бед, и своего горя, и своей несвободы!

Но — мир неделим. Нетерпимость, проявленная где-нибудь в Южной Родезии или на юге США, в Кампучии или в Рязани, — одинаково опасна, как опасен вирус гриппа, возникшего где-то очень далеко от тебя.

Когда я узнаю, что в православной Албании закрыты все храмы, — мне больно. Когда я только что услышал, что в революционном Иране «фанатически настроенные мужчины» убивают свободомыслящих женщин, — это причиняет мне не меньшую боль.

Но, конечно, своя рубашка — это своя рубашка. Больше всего волнует, задевает, ранит то, что происходит — рядом, в твоей стране.

«Религиозный ренессанс в России» — так называется книга или доклад, сообщение о котором недавно мелькнуло в «Голосе Америки». Можно ли это назвать ренессансом, возрождением, но то, что какая-то часть думающей советской интеллигенции и вообще думающей молодежи обращается к вере, — факт неоспоримый.

Вот тот же «Голос» рассказывает историю Людмилы Щипковой, доцента Смоленского педагогического института. Женщина эта, участница московского христианского семинара, понимая, что дни ее в институте сочтены, на очередной лекции сообщила студентам, что она — человек верующий и что, судя по всему, эта их встреча — последняя. Так оно и случилось. Доцента вызвали куда следует и предложили подать заявление об уходе. Мол, она не маленькая, должна понимать, что ее реакционные убеждения несовместимы с высоким званием воспитателя советской молодежи.

Конечно, тут же вспомнилось интервью с Фуровым в «Комсомольской правде»: «Советские законы считают уголовно наказуемым деянием отказ гражданам в приеме на работу или увольнение с работы или исключение из учебного заведения — в зависимости от их отношения к религии».

Не уверен, не могу утверждать, что история Щипковой относится к нашему, то есть послехельсинкскому, времени. Но и сейчас, при всех свободах, прокламированных Фуровым и «Комсомольской правдой», трудно представить на кафедре советского вуза человека религиозного. Хотя… Вспомним Зою Владимировну Гуковскую. Ведь тоже, кажется, руководила кафедрой. Но Зоя Владимировна таилась. Даже человеку, с которым была откровенна по другим вопросам, она сказать прямо о своей вере не решалась. И, кроме того, ни в каких семинарах она, конечно, не участвовала.

«Поживем, увидим» или что-то в этом роде писал я совсем недавно, комментируя интервью Фурова. Пожили и увидели. В той же «Комсомолке» на той же полосе и на том же месте — очередная статья, уже одно название которой вдребезги разбивает всякие иллюзии: «Атакующий атеизм».

Речь идет о комсомольском собрании в Волынской области. Подобные собрания прошли по всей области — в 1386 комсомольских организациях. На повестке дня один вопрос: «О состоянии и мерах по дальнейшему улучшению работы по атеистическому воспитанию молодежи».

Приводятся выдержки из выступлений секретаря обкома ВЛКСМ, двух секретарей райкомов и секретаря Волынского обкома КПУ.

О чем говорил секретарь обкома ВЛКСМ?

«Мне кажется, в последнее время в нашей антирелигиозной работе наметилась некоторая самоуспокоенность. И произошло это вот почему. На протяжении нескольких лет у нас снижалось количество совершаемых религиозных обрядов, уменьшилось число молодых прихожан в церквах и молитвенных домах. Но едва мы ослабили внимание, как цифры эти стали уменьшаться медленнее, чем хотелось бы».