Юрий Брайдер - Миры под лезвием секиры. Между плахой и секирой

— А ты. Зяблик, все на шконке валяешься? — хохотнул он.

Такой вопрос не требовал ответа, и Лишай жизнерадостно продолжал:

— Мне ты сегодня понравился, гадом буду! Правильно себя вел. Охры от тебя так и отлетали! Объявляю благодарность.

— Пошел ты… — лениво отозвался Зяблик.

— Как дальше кантоваться думаешь?

— Как все, так и я.

— Все — это быдло. А ты у нас особняк, товар штучный. Если хочешь, будешь вместе с нами в зоне мазу держать.

— Не успели, значит, дыхнуть вольно, а нам опять на шею хомут пялят. Может, вы нас по утрам еще и строить будете?

— Будем, если надо, — Лишай ласково похлопал Зяблика по плечу. — Живем ведь пока, так сказать, в условиях враждебного окружения. Дай нашим орлам волю, они мигом по хаверам да по лярвам разбегутся. На пузырь гари свободу сменяют. А нам пока всем вместе держаться надо. Смекаешь?

— Ладно. Прибрали вы зону к рукам. А дальше что? Вояк подтянут с пулеметами, и хана нам. Долго не продержимся.

— Это смотря кто долго не продержится, — хитро скривился Лишай. — Ты же всех новостей еще не знаешь. Мы тут уже успели допросить кой кого. Интересные дела получаются. Если по календарю смотреть, у Талашевска с областью уже седьмые сутки никакой связи нет. Как отрезало! Ни телефон не пашет, ни радио. Мало того что электричества в сети нет, так и аккумуляторы искру не дают. Оттого и машины не ходят.

— Почему же не ходят… Пришла же эта дура с пушкой.

— Ну, дизель в принципе и без электричества работать может. Его только раскочегарить надо. Но не это главное. Помнишь тот лес за Старинками, где мы хлысты для ремонта столовой трелевали? Отсюда это километров шестьдесят.

— Ну…

— Никакого леса там, говорят, сейчас нет. Ковыль-трава стоит по пояс, и суслики скачут. Да еще лошадей там видели. Пасутся себе безо всякого надзора и вроде как дикие.

— Говорят, что кур доят, — ответил Зяблик.

— Думай как хочешь, а доля правды здесь есть. В Засулье, опять же, негров видели… Здоровые, голые, только на яйцах бахрома какая-то болтается. У каждого лук со стрелами и копье. Да ты, Фома неверующий, вверх глянь! Это черт знает что, но только не небо.

— Что-то я не петрю, какой нам навар от голых негров и диких лошадей?

— Житуха перевернулась. Пойми ты это! Нет уже ничего прежнего. Ни законов, ни власти. В городе бардак. Магазины разграбили, а теперь из-за каждой черствой буханки дерутся. Жратвы на неделю не хватит, а подвоза — шиш! В квартирах костры разводят, оттого и пожары. Скоро менты и охра разбегутся. Не до нас им. Кому тогда верховодить, как не нам? Нас же больше тысячи рыл, если посчитать. Сила! Кто против нас попрет? Подомнем под себя городишко и заживем красиво. Лишних всех, ясное дело, замочим, а других ишачить на себя заставим. По десять баб у каждого будет.

— Травишь ты, конечно, красиво. Да только не может эта заваруха долго длиться. Ну приключилось какое-то стихийное бедствие — все бывает. Может, лучи какие-нибудь космические виноваты или солнце бузит. Поэтому и связь временно не работает. А через неделю все уладится и налетит из области спецура. Тогда уж нам всем не до баб станет. Потекут твои мозги по саперной лопатке.

— Посылали уже в область гонцов на велосипедах. Ни один до сих пор не вернулся. Везде, думаю, то же, что и здесь… Да, впрочем, чего я тебя агитирую? Свою голову на плечах имеешь. Брезгуешь, как говорится, пироги кушать, будешь галош сосать. С приветом!

— Подумать можно? — Зяблик удержал Лишая за рукав.

— Вот философ долбаный! Все бы тебе думать. Ладно, если надумаешь что — скажешь, — тут на его роже появилась ехидная усмешка. — Может, тебя, кореш, по старой дружбе к бабе допустить? А то от них скоро одни клочья останутся. Выбирай: или Светку, иди Тамару.

Речь шла о медсестрах-заложницах. Светка была полной губастой девицей, доброй, доверчивой и немного глуповатой, а Тамара — высохшей воендамой уже даже не второй молодости, женой начальника хозчасти.

— Светку вы зря… — стесняясь самого себя, вымолвил Зяблик. — Пацанка она еще. Да и зла никому не делала.

— А разве мы ей зло делаем? Ты спроси, может, это ей даже нравится. На всю жизнь воспоминаний хватит, — ухмыльнулся Лишай. — Только ты, кореш, вижу, ничего не хочешь. В меланхолию впал. Значит, считаем, не было этого разговора?

— Считаем, что вопрос остается открытым.

— Так постарайся его в темпе закрыть, — резким движением тела, словно у него свербело между лопатками, Лишай поправил свою богатую амуницию, отчего та забряцала, как рыцарские доспехи. — Определяйся, пока не поздно. Через сорок восемь часов пойдем на прорыв. К этому времени все должны быть по местам расставлены. Птицы в небо, жабы в грязь… Кстати, и за бригадой своей присматривай. Чтоб не болтались люди без дела. У нас теперь самообслуживание. Никто вас с ложечки кормить не будет. Получайте концентраты на складе, сами себе варите. А как налопаетесь, воду таскать будете. Только смотри, чтоб не сбежал никто. Остались еще среди нас стукачи. Не всех вычислили. Если не уверен в человеке, лучше его из зоны не выпускай. Случится что — с тебя спросим.