Генри Олди - Черный Баламут. Трилогия

Животное!

Но, с другой стороны… Ведь был же знак свыше! Разумеется, был — если после близости с ним, Гангеей, девушка наконец избавилась от врожденного проклятия, истока всех ее бед и несчастий! Значит, он поступил правильно?

Или нет?!

Или…

Или-лили! Нечего сказать, хорош подвижничек…

Три дня очищения пролетели стрелой, напоминая скорее трехдневное заключение в клетке наедине с хищной кошкой-совестью, и, выйдя наутро из ашрама, Гангея обнаружил идущий к острову челн.

Сердце учащенно забилось, но юноша чудовищным усилием воли заставил себя успокоиться. Не хватало еще сорваться перед последним испытанием! Тогда все очищение — шакалу под хвост!

Однако вместо девушки в челне обнаружился кряжистый детинушка лет сорока, с дико волосатыми руками, достойными царя обезьян. Облачен он был в неожиданно нарядное дхоти с узорчатой каймой по краю подола. А бородатая физиономия прямо-таки излучала полнейшее равнодушие к Гангее и его терзаниям.

— Тебя, что ль, везти? — осведомился перевозчик.

— Меня, — кивнул Гангея, забираясь в челн. И не удержался: — А где девушка?

Борода собеседника встопорщилась частоколом: видимо, так он улыбался.

— Эх, парень, — многозначительно начал детина издалека и не удержался, вывалил единым махом: — На нее, на мою Сатьявати, снизошла благодать божественного мудреца Парашары [44] Парашара — Спаситель (санскр.). Реальный аскет, внук Лучшенького (мудреца Васиштхи, чью корову пытались украсть Благие во главе с Дьяусом). !

«Недослышала! — с облегчением понял Гангея. — Ох, как кстати! Пусть теперь все и валят на этого Парашару! Ему-то, если он вообще существует, уж точно без разницы!»

— Сей достойный подвижник избавил мою приемную дочь от дурного запаха, наделив взамен своим благословением и ароматом сандала, — вещал меж тем перевозчик, размеренно погружая весло в воду. — И дочь моя возвратилась в родимый поселок, где и была принята с почетом! Но памятуя о тебе, юноша, она велела мне приплыть сюда и перевезти на тот берег: мудрецы мудрецами, благословения благословениями, а крокодилы — крокодилами!

— Благодарю за заботу, — в тон ответил Гангея.

— Платить за проезд чем станешь? — поинтересовался перевозчик, разом забыв о возвышенном стиле. — Молитвами?

— Да уж сыщем, — улыбнулся юноша, порылся в котомке и извлек серебряную бляшку.

Перевозчик взвесил ее на корявой ладони, удовлетворенно кивнул и спрятал серебро в мешочек из тисненой кожи, что висел у него на поясе.

— Как звать-то тебя, парень? — поинтересовался он уже совсем дружелюбно.

— Гангея, ученик досточтимого Рамы-с-Топором, — на этот раз юноша не счел нужным скрывать свое настоящее имя.

— А я тебя знаю! — заявил вдруг перевозчик. — Лет двенадцать назад, незадолго до того, как Сатьявати моя на берегу отыскалась… Точно! Мать тебя к Парашураме отводила. Помню: нахальный такой малец, годков пять, и еще два брахмана с вами шли. Старые, а язык что гирлянда болтается…

— И я тебя помню! — встрепенулся Гангея. — Ты тогда нас чуть ли не с копьем к горлу допрашивал: кто такие и куда направляемся!

— Было дело, — кивнул Юпакша.

Так, болтая ни о чем, они вскоре достигли берега.

— Ну, бывай, ученичок, — махнул рукой Юпакша, отчаливая. — Как мыслишь: свидимся еще?

— Может, и свидимся, — согласился Гангея.

Углубившись в лес, он мигом выбросил из головы и перевозчика, и его рассказ. Вернее, приказал себе выбросить.

Сын Ганги даже не подозревал, что им со старостой рыбачьего поселка действительно доведется свидеться. При весьма удивительных обстоятельствах.

— Очистился? — бросил через плечо Парашурама, когда Гангея вышел на поляну перед хижиной аскета.

Подвижник был занят важным делом: колол дрова. И отрываться от этого почтенного занятия, дабы лицезреть вернувшегося ученика…

Смеетесь, уважаемые?

— Очистился, гуру, — юноша почтительно припал к земле.

— И видел Небо?

— Видел, учитель.

— Что ж, проверим, что ты там высмотрел, — проворчал Рама-с-Топором. — Садись и жди.

Гангея поспешно выполнил указание учителя и уселся за его спиной, скрестив ноги, как положено.

Еще минут десять топор (не подарок Шивы — другой, попроще) равномерно взлетал и ухал, раскалывая внушительную колоду на одинаковые чурбашки, наконец Парашурама отложил его, потянулся всем телом и удостоил ученика мимолетного взгляда.

— Готов?

— Да, гуру.