Генри Олди - Черный Баламут. Трилогия

Вскоре послышался отчаянный женский визг, и в дверь ворвался торжествующий брат Бойца. Жену пятерых Пандавов он, не мудрствуя лукаво, тащил следом за косы, как базарный «хорек» провинившуюся шлюху.

— Ублюдок! — взревел Бхима, насилу удерживаемый более благоразумным Арджуной. (Похоже, Серебряный, в отличие от брата, не очень-то жаловал общую супругу, предпочитая ей свою «отдельную» жену — сестру Черного Баламута, которую «украл» с тайного согласия Кришны.) — Клянусь, что гореть ему в аду, если он не напьется твоей поганой крови, Бешеный!

— Ага, так ОН еще и упырь, — спокойно констатировал Карна, на которого вопли Волчебрюха не произвели особого впечатления.

— Молчи, раб! А то велю тебя оскопить. Ну что, хороша рабынька?! — осведомился Бешеный, отдуваясь.

Представление продолжалось. Надвигалась кульминация. По предварительному сговору выскочек-Пандавов следовало не просто поставить на место — их требовалось унизить настолько, чтобы в будущем и речи не могло быть о претензиях на престол. Впрочем, у сутиного сына на этот счет имелось особое мнение, хорошо известное Совету.

Убить.

Всех.

В бою честном или каком придется.

Чтобы раз и навсегда покончить с зерном мятежа.

Впрочем, Совету и аватаре Опекуна виднее…

— Чего молчите? — не унимался Бешеный. — Как рабынька, спрашиваю?!

— Дешевка, — скривился Карна. — Строптива больно. Ее бы вожжами для пущей сласти… Эй, красавица, разуй уши: все твои мужья — отныне рабы. Старший проиграл все и всех. Предлагаю выход: избери себе нового мужа, одного, как положено по Закону, — и избегнешь рабства.

Черная Статуэтка затравленно озиралась по сторонам. Похоже, она уже склонялась к мысли внять дельному совету, когда взгляд ее встретился со взглядом Бхимы.

«Выбери! — кричали маленькие налитые кровью глазки. — Выбери, сука! И я сверну тебе шею голыми руками, пусть даже вся Свастика встанет на моем пути!»

— Я верна прежним супругам, — тихо произнесла царевна.

— Ну, тогда пошла вон! — провозгласил Бешеный. — Ступай в антахпур, дуреха! Полы вымой или это… ну, ресницы кому накрась! Брысь!

— Погоди, брат! — остановил его Боец. — Может быть, упрямица приглянулась кому-нибудь из наших друзей? Почему бы не сделать доброе дело и не уступить ее тому, кто пожелает? За совершенно символическую плату…

— Он тебе ноги вырвет! Чресла наизнанку! — взревел Бхима.

— Молчи, раб!

— Плетей ему!

— В колодки!

— Да кому такие рабы нужны? Скормить их шакалам!

— Он тебя самого шакалам!..

— Да подари ты эту Черную царице Кунти! Думаю, свекровь обрадуется, — усмехнулс Карна.

Это была условная фраза. В зале нарастал безобразный шум, сыпались угрозы и возмущенные выкрики, пахло дракой — пора было заканчивать балаган. Пандавы смешаны с дерьмом, достаточно. Хотя была б его воля…

— Тихо! — возглас Слепца рокотом гонга раскатился по зале, и шум разом стих.

— Ведите себя достойно, о цари! И вспомните наконец о Законе. Верно, у раба нет имущества, все оно переходит к его хозяину. Но прежний брак раба расторгается сам собой, и прежняя жена становится свободной. Черная Статуэтка вправе сама решать, что ей делать дальше. Видура, брат мой, ты слывешь у нас знатоком Закона — подтверди, верны ли мои слова?

— Слова сиятельного раджи подобны святой амрите. — Видура низко склонился под невидящим взором Слепца.

Этого лизоблюда-законника ни во что не посвящали: всем были хорошо известны его пропандавские настроения.

А посему в ответе Видуры никто и так не сомневался.

— Слышите, кшатрии? Вы оскорбили свободную женщину, которая ни в чем не повинна! Подойди ко мне, милая: я хочу попросить у тебя прощения за грубость и невежество собравшихся здесь людей.

Дочь Панчалийца молча припала к ногам Слепца, содрогаясь от рыданий, и владыка отечески погладил растрепанные косы.

— Не держи зла на меня, моих сыновей и их друзей. Сказано — забыто. Чтобы загладить нашу вину, я готов во искупление выполнить любую твою разумную просьбу. Проси!

Что-то дрогнуло во взгляде Черной Статуэтки. Слепец заранее догадывался — да что там! — знал, о чем попросит дочь Панчалийца. Но слепой раджа не мог видеть зарницы, сверкнувшей под тщательно выщипанными бровями. Верная жена просто обязана попросить свободы мужу… мужьям. Но если вымолить свободу лишь для одного, который положен Законом всякой порядочной женщине? Пишач сожри все предначертания и карму былых рождений! — сколько можно угождать всей ненасытной пятерке?! Тогда свобода которому? Разумеется, Бхиме! Этот дикарь хоть и груб, но, по крайней мере, он по-своему любит ее, а на ложе… о-о-о! Опять же этим можно крутить как угодно, зато остальные ублюдки…