Генри Олди - Черный Баламут. Трилогия

Первые стрелы и дротики издалека обрушились на сына Жаворонка. Боль была сладостна, она кружила голову, оставляя рассудок холодным и проницательным… Слоны двинулись наискосок, отрезая зарвавшихся колесничих, "Стражи Стоп" ощетинились серпами на длинных рукоятях, и пращники встретили противника убийственным градом ядер.

Молния ударила в землю за дальними холмами, и лицо аскета-погонщика стало ясно видимым, как если бы он стоял совсем рядом.

Тонкие губы выплюнули пять слов мантры, змеи рук грозно вскинулись к бурлящему небу - и, упав из ниоткуда, пламенные языки облизали центр северных войск. Дрона собрал волю в кулак, отсекая лишние ощущения, и внезапно почувствовал себя бронзовым зеркалом. Полированной гладью, способной отразить мир, как отражают удар.

Ему никогда не требовалось больше двух прослушиваний, чтобы запомнить любую мантру или гимн во всех подробностях и с необходимыми интонациями, чаще же хватало одного. Хватило и сейчас.

Руки Брахмана-из-Ларца двумя струями плеснули в стороны и вверх, и, выкрикивая слова услышанной впервые мантры, он ощутил: душу захлестывает экстаз.

Это был чужой экстаз, краденый, отраженный но Дроне-зеркалу было все равно.

Сокровищница Астро-Видьи распахнулась перед сыном Жаворонка - мечта становилась реальностью.

Ответные зарницы наотмашь хлестнули по колесницам южан, и звонко расхохотался с дальних холмов аскет-погонщик, видя, как "Посох Брахмы" уничтожает часть его самого.

- В следующий раз бери брахмана? - ликующе раскатилось над Началом Безначалья. - Бери брахмана, да?!

И бой продолжился.

Тропинка ужом вилась по лесу. Переваливая через узловатые корни капитх, ныряя в тень и сырость оврагов, она взбиралась на пологие склоны холмов, сплошь заросших травяным ковром, и блаженно подставляла спину утреннему солнцу. Кожаные сандалии странника (латаные-перелатаные, но еще вполне годные) отмеряли очередной дневной переход - споро, хотя и без лишней спешки. Лес благоухал, звенел птичьим Щебетом, он плыл навстречу, обтекая человека справа, слева, оставаясь позади и насмешливо ухая в спину, а невозмутимый путник все шел и шел, позволяя игривому сквознячку трепать полы мочального платья цвета корицы.

В это утро Дрона свернул с проторенной дороги которая вела прямиком в крепкостенную Матхуру намереваясь сократить путь до ближней обители. Там он собирался провести неделю-другую, изучая редкие записи, хранившиеся в архиве.

Брахман-из-Ларца слыхал, что в последнее время земли ядавов и бходжей пользуются дурной славой Даже купцы старались пореже заезжать в пределы Матхуры, но сплетни и страхи глупцов мало интересовали сына Жаворонка.

Лес расступается, открывая широкую поляну, пряный запах травки-вираны ударяет в ноздри путника - и вдалеке слышится конский топот.

Ближе.

Еще ближе.

Рядом.

Миг - и на противоположном конце поляны возникает всадник.

Нет, всадница.

Женщина на неоседланной лошади.

Толком рассмотреть ее Дрона не успевает. В воздухе хищно присвистывает стрела с раздвоенным жалом чалая кобыла захлебывается отчаянным ржанием, взвивается на дыбы, сбрасывая с себя наездницу, и, рухнув у самого края поляны, бьется в агонии.

Оглушенная падением, женщина пытается подняться на ноги, но колени подламываются, и она на четвереньках ползет в сторону ближайших деревьев.

Дрона стоит, не двигаясь с места.

Буквально сразу из леса с гиканьем, ревом и треском сминаемых кустов вылетают преследователи.

Ракшасы.

Четверо.

На огромных, чуть ли не вдвое больше обычных, вороных жеребцах, которые злобно храпят и гарцуют под страховидными седоками.

Вслед за четверкой ракшасов, чуть подзастряв в чаще объявляются двое людей. Тоже конные, вооруженные до зубов, они кажутся игрушками, потешными забавками рядом с исполинами.

- Доездилась, сучья слякоть?! - довольно рявкает первый ракшас, встряхивая огненно-рыжей гривой и сверкая золоченым клыком (правым верхним).

Он спрыгивает наземь, гулко шлепая ножищами, и самодовольно добавляет:

- От Златоклыка не уйдешь!

Очевидно, это вожак. На нем имеется хоть какая-то одежда - подобие кожаного дхоти с бронзовыми бляшками-чешуей. Голый зад прикрывает, в бою худо-бедно убережет, а чья кожа пошла на изделие - о том задумываться вредно.