Генри Олди - Черный Баламут. Трилогия

Я заставил-таки себя сосредоточиться и через минуту уже был в курсе забот Лучшего из пернатых.

Оказывается, охраннички-буяны в последнее время стали переборчивы в пище. Старые привычки взяли свое, и ракшасы дружно потребовали мяса, заявив, что из-за покладистости и пресловутой "доброты душевной" не будут настаивать на человечине. Можно говядину. Что? Святотатство?! Посягательство на лучшее из животных?! Ну, знаете, на вас не угодишь, человечинку нельзя, говядинки шиш допросишься… Рыбки? Постненького карпика?! Сами ее жрите, рыбку вашу, у нас от нее понос, золотуха и линька на неделю раньше начинается! А ты, дылда крылатая, не смей клювом, не смей, а то мы тебе… и Опекуну наябедничаем. Вот.

Вчера вечером, за ужином, этот спор достиг своего апогея. И сегодня на рассвете, перед доставкой завтрака, Гаруда как раз собирался явиться лично и проследить, дабы молочные продукты были употреблены по назначению. Даже если ему придется силой запихивать добро в глотки строптивых охранников. А тут - Индра зовет…

Не требовалось объяснений, чтобы понять: если мы сейчас продолжим путь к Обители Тридцати Трех, то в Вайкунтху Гаруда успеет в лучшем случае к обеду.

Лишившись удовольствия принудительной кормежки.

Особенно при учете полной безнаказанности самого Гаруды - братец Вишну, расчетверившись сознанием между тремя аватарами и самим собой, был практически невменяем, а значит, безопасен.

Выкинуть охрану из имения Лучший из пернатых все же не решался, зато вразумить… Мы всю Землю, понимаешь, на одном крыле - а тут какие-то пакостники!..

- Поворачивай! - решившись, скомандовал я. - Давай, друг мой, не мнись, шевели крылышками!

- В Обитель? - не понял Гаруда. - Эх, дела делами, а дружба дороже!

- Вот именно что дороже! Помнишь, приятель, ты задолжал мне один завтрак? Гони в Вайкунтху, должок возвращать! Заодно и с буянами твоими разберемся.

- Индра! - просиял Лучший из пернатых, закладывая такой вираж, что у меня дух захватило.

- Владыка! Век не забуду! Ох, и позавтракаем… небу жарко станет!

И гигантский орел пошел пластать небесные пути сиддхов крупными ломтями.

Я сидел у него на спине, зарывшись в пух до подбородка, улыбался про себя и думал, что сегодня мне повезло.

Иначе я никогда не смог бы проникнуть в имение братца Вишну, не привлекая к себе внимания.

- Братва! За что кровь проливали?! За сметану их клятую?!

- Ниче! Были кровь с молоком, а пройдусь кулаком - молоко с кровью, пейте на здоровье!

- Сами небось ягнят трескают! С подливкой! С грибочками! С перепелиными сердчишками! С этими… как их…

- Не трави душу! Тело сдохло, одна душа осталась - не трави, говорю!

- Пошли, пустим красного фазана!

- Верно! Назвался Опекуном - опекай! Или мы сами… миром навалимся…

- Сами!

- Братва! Не могу молчать!..

- Эхма! Где наша не пропадала! В раю - краем, в аду - пропадом!..

Поначалу я наблюдал за всем этим столпотворением со стороны. Еще на подлете мне стоило больших трудов уломать Гаруду не соваться сразу в драку, а уменьшиться и обождать за дальними тумбами из гра-нита-слюдянца. На которых чинно восседали изваяния пяти бессмертных аватар братца Вишну: Рыба, Черепаха, Вепрь, Человеколев и Карлик.

За Карликом опять торчала лупоглазая рыбья морда с рогом посередине лба - и так по кругу.

Я надеялся, что в компании статуй любопытный клюв Проглота, даже торча между пятачком Вепря и грандиозным лингамом Карлика, сойдет незамеченным.

Верней, не "даже", а именно поэтому.

Сразу за тумбами-постаментами начиналась решетчатая ограда, о которой упоминал Лучший из пернатых, а в кольце решеток возвышались здания, чей вид мигом напомнил мне "Канон Зодчих".

Земной, где утверждалось: "Частные жилища и строения могут иметь от одного до девяти этажей, в зависимости от общественного положения владельца, но здания с одинаковым числом этажей должны непременно быть одинаковой высоты и без излишеств в украшательстве".

Три строения за оградой были братьями-близнецами: пятиэтажные, хмуро-серые, без малейшего намека не то что на излишества, но и вообще на попытку "украшательства". А посему на храм, пусть даже особенный, походили не более, чем Индра на Упендру.

Скука - единственное, что возникало при взгляде на сей выкидыш зодчества.

Зато снаружи решеток скукой и не пахло. Пахло бунтом и близким побоищем. Полторы дюжины матерых ракшасов вовсю драли глотки, изощряясь в проклятиях и ненависти к святой пище. Косматые морды Щерились частоколом клыков-желтяков, молоты кулачищ гулко лупили в бочонки грудей, а один буян - клювастый и подозрительно смахивающий на Лучшего из пернатых - уже опрокидывал котлы с топленым маслом, озираясь в поисках факела.