Флэнн О`Брайен: А где же третий? (Третий полицейский)

А теперь я должен вернуться в своем рассказе на несколько лет назад, чтобы пояснить, как же так получилось, что мы столь сильно невзлюбили друг друга. Той «некоей особой», которую раз в месяц навешал Дивни, была девица по имени Пегин Миерс. К тому времени я завершил создание полного и точного «Указателя к произведениям де Селби», где были представлены мнения всех комментаторов, труды которых удалось разыскать, по каждому аспекту творчества великого ученого. Соответственно у каждого из нас в голове роилось множество волнующих мыслей и предвкушений – правда, несколько разного свойства. Однажды Дивни сказал мне:

– Ты вот написал могучую книгу, в этом нет у меня сомнения.

– Она полезна, – скромно признал я, – и очень нужна.

И в самом деле, в ней было много совершенно нового и такого, что доказывало: множество широко распространенных представлений о де Селби и его теориях являлись в корне неверными и проистекали от неверного прочтения его произведений.

– И что, твоя книга может сделать твое имя известным на весь мир? И ты можешь стать обладателем золотых гор, продавая права на ее издание?

– Может быть и так.

– А чего же тогда ты ее не выпускаешь?

Я пояснил, что для того, чтобы «выпустить» такую книгу, как моя, требуются деньги на ее издание; если ты уже известный автор и имеешь хорошую репутацию, то издательства сами выпускают твои книги, не требуя с тебя денег на их издание. Он поглядел на меня сочувственно, что было для него совсем необычно, и вздохнул.

– Да, с деньжатами нынче туговато, взять негде, – изрек Дивни, – питейное дело на ладан дышит, земля совсем выхолощена, урожаев не дает, а все почему? Потому что нет искусственного навоза, его не достать ни за какие деньги. А отчего так? А все от козней жидов и масонов.

Я знал, что с удобрениями дело обстоит совсем не так, как представлял его мне Дивни – он как-то раз уже признавался мне, что просто не хочет возиться с ними. Помолчав, он добавил:

– Надо подумать, как раздобыть денежки для твоей книжки, да и мне самому деньги не помешают. Разве можно так долго заставлять девушку ждать? Так можно дождаться до того, что она станет старой девой и ждать больше уж будет нечего.

Я не спросил его, собирается ли он привести жену – если он действительно женится – в «наш» дом, но если бы он и в самом деле вознамерился это сделать и мне не удалось бы отговорить его, то мне самому пришлось бы уйти из дому. С другой стороны, если бы он после женитьбы ушел сам, то я, наверное, был бы даже весьма и весьма этому рад.

Миновало несколько дней, прежде чем мы снова заговорили о деньгах. И вдруг, во время очередной нашей беседы, он сказал:

– А как насчет того, чтоб старого Мэтерса, ну вроде как?..

– А причем тут Мэтерс?

Я никогда не видел этого старика, но много слышал о нем. Он долгих пятьдесят лет занимался торговлей скотом, а теперь оставил дела и жил преспокойно в своем большом доме. Точнее, он не совсем оставил дела, он просто вел их через агентов. Поговаривали, что каждый раз, когда он отправляется, ковыляя на своих старых ногах, в деревню, то тащит с собой не менее трех тысяч фунтов, которые аккуратно помещает в банке. Хотя я очень мало разбирался в общепринятых правилах приличия, даже я счел бы совершенно непозволительным обращаться к Мэтерсу с просьбой одолжить нам денег.

– У него денег невпроворот, – сказал Дивни.

– Как-то негоже нам просить милостыню.

– Нет, негоже, – согласился Дивни.

А он в какой-то степени не лишен чувства собственного достоинства, подумалось мне. И в тот раз мы больше о Мэтерсе не говорили. Но потом Дивни взял в привычку в каждой беседе, о чем бы ни шла речь, упоминать, как бы между прочим и совсем ни к месту, о том, что нам, дескать, нужны деньги, и о том, сколько дурных денег таскает с собой старый Мэтерс в своем «черном ящичке». Иногда Дивни поносил Мэтерса, обвинял его в том, что тот состоит в заговоре вместе с производителями искусственного навоза, или в том, что Мэтерс нечист на руку и ведет дела нечестно, а значит, денежки его вроде как неправедные. Однажды Дивни заговорил о «социальной справедливости», но видно было, что он совершенно неправильно понимает, что же это такое – «социальная справедливость».

Трудно сказать, как и когда мне стало ясно, что Дивни вовсе не намеревался просить денег у Мэтерса ни как милостыню, ни в виде одолжения, а просто хотел ограбить старика. Не могу также вспомнить и того, сколько времени прошло, прежде чем я наконец осознал, что Дивни хочет не только ограбить Мэтерса, но и убить его: ведь мертвый Мэтерс не сможет дать показаний, и опознать грабителя будет невозможно. Знаю наверняка лишь то, что не ранее чем через полгода я начал воспринимать обсуждение этого страшного плана как естественную часть наших бесед. Потом прошло еще три месяца, прежде чем я заставил себя окончательно согласиться с этим предложением, и еще три месяца, прежде чем я сумел открыто признаться, что все мои сомнения и опасения отброшены. Не буду рассказывать о том, какие Дивни применял уловки и хитрости, чтобы вынудить или подтолкнуть меня принять его план. Достаточно будет сказать, что он прочитал мой «Указатель к произведениям Де Селби» (или притворился, что прочитал) и потом обсуждал со мной проблему ответственности, которую берет на себя человек, отказывающийся по нелепой прихоти опубликовать «Указатель» и тем самым явить его миру.