Даниэль Кельман - Время Малера - Роман, рассказы

— Простите, — обратился к нему сосед, опуская газету, — вы случайно не Вагенбах?

Это был полный мужчина с черной бородой и темными глазами, сильно увеличенными очками.

— Да.

— Вот оно что.

Мужчина снова погрузился в чтение. Вагенбах смотрел в окошко иллюминатора. Яркий свет действовал успокаивающе. Только не делать лишних движений и поменьше думать. В конце концов, лететь всего час. Но как раз по этой самой причине ни кино посмотреть не дадут, ни поесть и придется довольствоваться, пожалуй, только мягким сандвичем.

— Я часто видел вас в театре, — сказал сосед. — И по телевизору. Передача, которую вы ведете, «Музыкальный час», так, что ли?

— «Угадай мелодию». — Вагенбах отвел взгляд. Ему не хотелось говорить. Он вообще не был расположен к беседе. А уж тем более с поклонниками.

— Ну, конечно же, «Угадай мелодию». Моя жена ее никогда не пропускает. А всего две недели назад мы видели «Кто боится Вирджинию Вульф». Вот совпадение, правда?

— Хотите автограф? — спросил Вагенбах, но вопрос прозвучал не очень-то дружелюбно. Рука сама собой потянулась к карману пиджака, где лежали карточки с автографами.

— Нет, нет, благодарю.

Рука остановилась.

— Знаете ли, я не из числа ваших почитателей.

Вагенбах по-прежнему смотрел в окно и не шевелился. Облака складывались в вытянутые и причудливые картинки. Ему показалось, что он не расслышал.

— Я, собственно говоря, собираю автографы, — не унимался сосед, — у меня их целый альбом. Но нет… нет, благодарю. Ваш мне не нужен. Очень мило, конечно, с вашей стороны.

Он уставился в газету и перевернул страницу. Вагенбах потер глаза. Свет был слишком яркий.

— Если хотите знать, — продолжил сосед, — в «Вирджинии Вульф» вы, на мой взгляд, выступили слишком заурядно. Совершенно не справились с ролью. Впрочем, пару раз вам как будто удалось зацепиться, и это, разумеется, не осталось незамеченным! А как вы двигаетесь, к чему эта нервная жестикуляция? Простите меня!

Сосед уткнулся в газету. Облизал губы и принялся листать страницы. Вагенбах тер глаза.

— И моя жена того же мнения.

Вагенбах закашлялся. Вдруг послышался необычный звук. Моторы как-то странно загудели; на секунду Вагенбаха охватил приступ страха, даже голова пошла кругом; сделав глубокий вдох, он почувствовал облегчение. И решил не отвечать.

Сосед поднял голову.

— Простите меня. Это было невежливо с моей стороны.

— Ничего страшного, — ответил Вагенбах, — каждый волен иметь свой вкус, не правда ли?

Мужчина пожал плечами и снова впился в газету. Вагенбах закрыл глаза, и его окружили теплые сумерки.

— Дилетантство, — произнес голос совсем рядом.

Вагенбах вздрогнул.

— Дилетантство, — повторил голос, — два месяца тому назад в «Валленштейне». Боже мой, да вы из него клоуна сделали, понимаете? Как вам только в голову такое могло прийти? А ваш выход…

— Что мой выход? — воскликнул Вагенбах. Он открыл глаза. Этой сценой он особенно гордился, долго репетировал, заслужил много похвал.

— Ничего, ничего. Извините, — сказал сосед, облизал губы и перевернул страницу.

— Верите вы или нет, но это одна из лучших сцен!

— Ну почему же. Охотно верю.

— Что?

— Что это один из лучших моментов. Я охотно вам верю.

Вагенбах закрыл глаза. Он бы с удовольствием вообще не шевелился. Лучше всего притвориться спящим. Главное — не вступать в дискуссию. У него нет ни малейшей охоты спорить с этим человеком, он просто хочет пережить этот полет. Страх усиливался. Голова кружилась.

— После «Валленштейна» я сказал жене: «Вот видишь?» А она ответила: «О да!» Что еще тут можно добавить?

Вагенбах старался ровно дышать. И не двигаться. Он отчетливо слышал гул моторов, бормотание пассажиров, голоса стюардесс.

— Мой отец тоже посмотрел, неделю спустя. Я позвонил ему и спросил: «Ну как?» И он сказал… — тут сосед захихикал, — нет, лучше промолчу! — Откашлялся. — Пожалуйста, простите меня! У меня даже в мыслях не было вам мешать.

Вагенбах услышал шуршание бумаги, потом все стихло. Он приоткрыл глаза. Увидел в щелку носки собственных ботинок и пол самолета между ними и вдруг совершенно ясно представил себе, что под этим полом, внизу, ничего нет. Ничего. Пропасть глубиной в десять километров: только воздух, яркий свет и пустота. Вагенбаха охватила паника, и он невольно застонал. И потер виски.

— Вам нехорошо?

— Все… в порядке!

Вагенбах стал оглядываться по сторонам, высматривая стюардессу, он выпил бы сейчас чашечку кофе или чего покрепче. Но той нигде не было.