Георгий Ланской - Расслабься, крошка!

Больше никаких следов Егора и Алины не нашли.

Жизнь Сергея Чуприны в последнее время была безрадостной.

Жизнь — не кубик Рубика, в веселенькие тона не окрасишь, крутя по спирали.

Тем более — жизнь отечественного мента.

Правительство грозило переаттестацией, а в воздухе упорно метались нетопырями слухи: милицию вот-вот переименуют в полицию, и кто не втиснется в новые, жесткие рамки действительности, отправится подметать дворы!

Судя по перепуганным лицам начальства, слухи должны были вот-вот воплотиться в жизнь. Полковники зверели, требовали повышения раскрываемости, опера суетливо носились по коридорам, создавая видимость работы.

Охохонюшки.

Как ее поднять, эту раскрываемость, пропади она пропадом?!

Дел в производстве у Сергея было одиннадцать. Два он планировал закрыть на этой неделе. Четыре — до конца месяца. По остальным четких планов не было, а одно и вовсе было заведомо провальным. Про него даже думать не хотелось, не то что копаться и раскрывать.

На планерках капитан Чуприна опускал вниз свои разноцветные глаза и смиренно слушал, как начальство размазывает его по линолеуму. И работает он плохо, и дел в производстве больше, чем у других, а потому не видать ему майорской звездочки на День милиции, и на вожделенные ключи от квартиры тоже пусть не рассчитывает…

Да что такое?

Он опер, гроза преступности, а живет с какой-то малахольной певичкой, которую ни на один приличный правительственный концерт еще не позвали. И песни у нее фиговые: тра-ля-ля, любовь, цветочки, разлука. То ли дело дюжие мужики из группы «Дружина»! У них целых две песни про милицию, причем одна — неофициальный гимн оперов.

Что это за певица такая, Мишель? Имя какое-то… двуполое, двусмысленное, неприличное. И живут просто так, регистрироваться не спешат. Раньше вызвали бы к особисту и потребовали объяснений за аморальное поведение. Сейчас времена изменились, но каждый раз, когда начальству было нечем попрекнуть Чуприну, ему припоминали связь с попсовой певицей.

Сергей слушал и терпел.

В личной жизни не заладилось с начала осени.

Страстный роман его с певицей Мишель, которую в жизни звали Мариной Михайловой, завязался после спасения ее от маньяка.

Все лето Сергей был вполне счастлив.

Потом страсти улеглись.

Марина, оправившись от нападения, стала ездить на гастроли, выступать в дорогих клубах. Пару раз Сергей ходил вместе с ней, но в богемную жизнь так и не втянулся.

Собственно, от улиц Москвы, где он бегал за всякой шпаной, это не сильно отличалось. Декорации побогаче — и все. Публика та же: убийцы, воры и проститутки, укутанные в меха, припорошенные бриллиантовой пудрой и кокаином. Потолкавшись на приемах, Сергей без особого труда вычислял в гламурной толпе охотников за богатством по одинаковому рыбьему взгляду, хищному и жадному.

Как-то за ужином он пытался донести свою точку зрения до Марины, но она не соглашалась, с жаром отстаивая иную точку зрения.

— Что ты понимаешь! — вопила она. — Это же такие люди! Элита! Гордость нации!

— Кто гордость нации? — ядовито интересовался Сергей, гоняя по тарелке маринованный опенок, склизкий и мелкий, как выловленный из пруда головастик. — Эта силиконовая Маша Клубникина? Или Гайчук? Или твой старый кореш Дима Белов?

— Ну, эти… конечно… Хотя я уважаю их за то, что они всего добились сами, — веско сказала Марина и покосилась на грибочек. — Господи, как ты это есть можешь? Давай закажем суши?

— Не люблю я суши.

— А я люблю.

— Вот ты и закажи. Я картошечки поем жареной, с грибами.

— Как это по-плебейски, — фыркнула Марина и ушла заказывать суши.

Без особого желания доедая ужин, Сергей раздраженно думал, что его представления о сливках общества идут вразрез с представлениями Марины.

Про нее тоже говорили.

И говорили плохое.

О неуживчивом характере, о музыкантах, отказывающихся работать с ней, о тайном покровителе Ашоте Адамяне, которого она, по слухам, обслуживала по первому свистку. Хватало доброхотов и на тусовках, были и анонимы, шепчущие гадости в телефонную трубку…

Раньше, глядя в ее васильковые, невинные, как у ребенка, глаза, Сергей слухам не верил.

Но в последнее время Марина очень изменилась.

Она все реже оставалась дома, пропадая на тусовках, куда не спешила звать Сергея. Когда при ней говорили об Адамяне, ее лицо неуловимо менялось. Засыпая рядом с Мариной в те редкие ночи, когда она оставалась дома, Сергей думал, что она, возможно, только что пришла от этого волоокого армянина…