Эмма Хили - Найти Элизабет

– О господи, мне надо с ними что-нибудь сделать. Просто ума не приложу, как это я ухитряюсь каждый раз забывать свою сумку. – Она мгновение смотрит на меня, потом с улыбкой добавляет: – Болезнь-то, наверное, заразная.

Передняя дверца открывается, Хелен берет расплющенное яйцо и сует его в ящик. Она что-то бормочет, но я не слышу что. Что-то об одежде на полу. Я смотрю на носки в корзине.

– Привет, бабушка, – говорит Кэти. Она вошла и остановилась рядом со мной с протянутыми руками. – Это я.

– Привет, – отвечаю я.

– Значит, ты все-таки знаешь, кто я такая?

– Конечно, я знаю, кто ты такая, Кэти, не глупи.

Внучка смеется и поворачивается к матери.

– Она выздоровела!

– О чем таком вы говорите? – спрашиваю я, глядя на Хелен. – Твоя дочь сошла с ума.

– О, бабушка, – произносит Кэти, обняв меня. – Один из нас, несомненно, сошел с ума.

Она отходит от меня, и я следую за ней в коридор. Справа небольшое помещение. Там находится ванная, а немного дальше спальня. Я пробираюсь в спальню, чтобы узнать, что там такое. Кое-какие вещи в ней кажутся мне знакомыми. Они принадлежат мне, я уверена. Большой шкаф для одежды очень сильно и приятно пахнет деревом. Запах мне тоже знаком. И мне хорошо известно, как приятно сидеть в том стареньком невзрачном кресле. Я прикасаюсь к его истертым подлокотникам, провожу пальцами по трещинкам в древесине. Оно такое старое и такое милое, но как же страшно ощущать его ветхость, словно ты внезапно обнаруживаешь, что близкий тебе человек из молодого и крепкого вдруг стал совсем дряхлым. Помню, как в первый раз заметила, что моя мать состарилась. Мы смотрели в окно на улицу, кто-то должен был прийти, и я глянула на ее руку, лежащую на подоконнике. И с ужасом увидела на ней глубокие морщины и выступающие вены. Ее рука в то мгновение показалась мне ненастоящей, каким-то унизительным искажением реального облика родного мне человека.

Вот какой мне представляется эта мебель теперь. Сборищем каких-то самозванцев, вещей, принявших чужой, не принадлежащий им облик. Я словно прошла сквозь зеркало, как в той истории… забыла, как она называется. И теперь не могу понять, где нахожусь. Я смотрю на свои записи и нахожу в них те, что указывают дорогу на кухню. Следую записанным рекомендациям. Возможно, там я найду маленькую бутылочку или пирожок с наклейкой «Съешь меня». Вместо них я нахожу там Хелен.

– Хелен, – говорю я. – Вещи в той комнате лгут.

– Лгут?

Я открываю рот, но уже не помню, что хотела сказать.

– Почему мое кресло стоит в той маленькой комнате? – спрашиваю я.

– Потому что это твоя комната, мама.

Я поворачиваю голову, чтобы искоса взглянуть на Хелен.

– Нет, неправда. Скажи мне правду. Куда ты дела мои вещи? Кто их тебе отдал? Что ты с ними делаешь?

– Ты привезла их с собой. Это же твоя комната, мама.

– Как такое возможно? Где мы находимся? – спрашиваю я. – Это не мой дом. Ведь так?

Но почему-то в моем голосе нет уверенности. Это чужой дом, но я бывала здесь раньше. Возможно, он все-таки мой, в данный момент я не могу вспомнить никакой другой дом и никакие другие комнаты, чтобы можно было сравнить их со здешними.

– Это мой дом, – говорит Хелен. – Давай выпьем чаю. Я приготовила тебе тосты.

Я сижу в столовой. Она входит с подносом, широко улыбается мне и ставит поднос на стол.

– Но, Хелен, как же моя комната может находиться в твоем доме? – спрашиваю я. – Это ведь неправильно. Мне кажется, что это неправильно.

– Мама, ты теперь живешь со мной. Помнишь? Мы сложили все твои вещи и перевезли сюда. Здесь твоя новая комната. И ты говорила, что она тебе нравится. Все под рукой, ты сама сказала. Ванная прямо рядом справа, и не нужно взбираться по лестнице.

– Да, да, все очень хорошо, Хелен, – отвечаю я. – Но мне нужно вернуться домой. Не могу же я всегда оставаться здесь.

– Нет, мама, пока ты должна жить здесь, – говорит она, наливая молоко в чашку. Улыбка у нее на лице все такая же широкая, но я вижу, что она не смотрит мне в глаза.

– Я не могу. А что, если позвонит Элизабет? Она же не знает, где я и как меня найти. Пожалуйста, Хелен, пожалуйста, отвези меня домой.

– Пей чай, а об этом мы поговорим немного позже.

Я поднимаю чашку. Она наблюдает за тем, как я пью, и говорит:

– Я могу купить пирог в магазине. – В глазах ее появляются хитринки; она пытается скрыть их за улыбкой, но я-то прекрасно вижу. – Какой тебе купить пирог?

Я прошу у нее пирог с кофейным вкусом. Я не люблю пироги с кофейным вкусом, поэтому никто не сможет заставить меня их есть. Она убирает поднос. Уносит его куда-то или кому-то передает. Американцам в НААФИ? [9] НААФИ (англ. Navy, Army and Air Force Institutes, NAAFI) – организация (с 1921-го), в чьем ведении находится бытовая инфраструктура армии, военно-морского и военно-воздушного флота Британии (магазины, столовые и рестораны, прачечные и т. п.). Чтобы угощать их завтраками с колбасой и бобами? Интересно, а мне принесет она хоть чуть-чуть?