Анна Матвеева - Девять девяностых

Швейцарский пограничник с желтыми, как сыр, волосами так внимательно изучал его паспорт, что Максим занервничал.

— Урляуб? — спросил пограничник.

Перов пожал плечами. Он не знал немецкого, да и по-английски мог выдавить из себя максимум какое-нибудь «опен зе до». А кивать страшно — что за урляуб, бог весть. К счастью, погранец вытащил из стопки документов, которые Перов просунул в окошечко, листок с бронью отеля в Цюрихе.

— Урляуб, — кивнул он и поставил отметку о въезде.

Какое-то время Перов не мог заставить себя выйти из аэропорта — собирал бесплатные рекламки на стендах, гулял по магазинчикам, с трудом удержавшись от того, чтобы не купить прямо здесь шоколадную корову для мамы и часики для Наташки. Валюта вначале приятно грела кожу, но потом начала, по выражению Петровича, «жечь ляжку». Когда Макс вышел на улицу, там уже было темно. У выхода стояла длинная очередь такси. Перов сел в первую машину и сунул водителю листочек с названием отеля. Назывался отель по-южному просто — «Адлер».

Это был самый центр Цюриха (местные говорили «Зюрик»), из окна, если изогнуться вправо, можно было увидеть Лиммат. Перов с огромным трудом поселился, напугав своей безъязыкостью девушку-администратора. Вспомнилась Ольга — у нее, в дополнение к десяти пальцам, был еще и свободный английский, с «йоркширским», как она настаивала, произношением. Наверное, если бы Сигов знал об этом, он действительно отправил бы за деньгами Ольгу.

Макс дивился всему: старинное здание, картины на лестнице — коровы и лошади в богатых рамах, неслыханно новый телевизор в номере, крохотное мыльце, которое он, разумеется, сразу же положил в чемодан. Если бы Максим знал, что это здание отлично помнит Ленина, то удивился бы еще больше. К Ленину Макс сохранил смешную детскую любовь — он не мог предать золотого кудрявого мальчика с октябрятской звездочки. Он в самом деле был верным, словно конь.

В ванной нашелся еще один кусочек мыла. Максим спрятал и этот — один Наташке, другой маме. Трусы с валютным карманом на всякий случай взял с собой, повесил на дверную ручку и только потом влез под душ.

Человечек от Сигова согласно инструкции свяжется с ним завтра. Максим надел чистую, всё еще не согревшуюся после багажного отсека рубашку, брызнул ниже пояса туалетной водой «Самарканд» — так, на всякий случай.

Шнуруя ботинки, Перов всегда гримасничал, как отец, когда стягивал с себя высокие охотничьи бахилы. Максим удивительно четко помнил отца, хотя тот ушел от них десять лет назад и за это время прислал сыну лишь несколько открыток — и ни единой своей фотографии. Макс щурился, сам зная, как смешно выглядит его лицо в такую минуту.

И, словно бы отозвавшись на эту мысль, выхватив ее из воздуха, за стеной кто-то рассмеялся.

Максим прислушался.

Стена молчала.

Он взялся шнуровать второй ботинок.

И тогда кто-то рассмеялся снова.

Это был не страшный хохот водевильного злодея. Не дикое ржание подпившего Петровича. Не веселый колокольчик Наташкиного хихиканья. И не усталый смех мамы.

Это был искренний смех молодого мужчины, который услышал удачный анекдот. Короткий « похохот ». Пожалуй, так мог бы смеяться Алексей Иванович Сигов, но Макс никогда не слышал его смеха. Максимум, что мог позволить себе Сигов, когда все остальные заходились от смеха, — это резко растянуть губы в улыбке. Так улыбался бы сжатый со всех сил ручной эспандер.

Максим взял со столика стакан, приставил его к стене и приложился ухом, как внимательный, обеспокоенный лекарь к больной спине. Так его научили делать в пионерском лагере «Юный пожарный».

Спина молчала.

— Корабли лавировали, лавировали, да не вылавировали, — довольно громко и уверенно продекламировал Максим. — Не веровали в вероятность вылавировать! Вот маловеры: веровали бы — вылавировали бы.

Стена молчала.

Не произвели на нее впечатления ни дикция, ни артистизм.

Макс вернул стакан на бумажную кружавчатую салфеточку — кстати, тоже надо будет забрать домой. И вышел из номера.

На двери его комнаты был написан краской номер 14. Соседний должен был нумероваться пятнадцатым, но нет, эту дверь никто не посчитал. Циф— ру 15 Макс увидел в самом конце коридора — зрение у него было как у охотника. Родной двадцать шестой трамвай Перов выглядывал в Екатеринбурге первым на всей остановке. А там тоже собирались люди опытные, прозорливые.

Максим прижался ухом к неподсчитанной двери, но там было тихо. Под ногами нервно скрипнул старинный паркет.