Анна Матвеева - Девять девяностых

Пал Тиныч остался в кабинете один, с электронной доски на него смотрел страшным взглядом Сальвадор Дали. А после этого позвонила Рита.

— Во-первых, приехал Артем, — сказала она. — С девушкой, которая по-русски знает два или три слова. Во-вторых, мне звонила твоя подруга — Диана, кажется. Сказала, что у вас всё кончено и чтобы я подавилась. Это вообще нормально, как ты считаешь?

Пал Тиныч выключил мобильник, подумал — и выбросил его в окно. Мобильник мягко упал в сугроб, наверняка не разбился — второй этаж. Бросить телефон легче, чем человека.

Когда Диана спрашивала, почему он не бросит Риту, если между ними давно уже не осталось ничего даже приблизительно похожего на любовь, Пал Тиныч отговаривался какими-то общими фразами. Правды Диана не поняла бы. Рита — при всей ее резкости, холодности, нетерпимости — была самым беззащитным человеком из всех людей в его жизни. За эту беззащитность, эту беспомощность мужчины обычно и отдают всё, что у них есть, — они за нее даже умирают. Она ценнее красоты, важнее ума, соблазнительнее денег.

Пал Тиныч никогда не бросит Риту.

И не спасет от заговорщиков ни одного ребенка.

Ни одного!

Он вышел из школы в полной темноте, и охранник посмотрел с интересом — видимо, все уже знали, что это последний рабочий день историка.

Пустая парковка, днем забитая дорогими машинами, тишина в школьном дворе, под фонарем — каток, царство Махалыча.

И вдруг кто-то налетел на Пал Тиныча из-за угла и ударил его головой в живот — не сильно, но чувствительно. Учитель не сразу, но понял — это Вася МакАров попытался обнять его и сказать этим объятием то, чего нельзя произнести словами.

— Не плачь, Вася, ну что ты! — мягко, как сыну, сказал он. — Ты и так всё знаешь, о чем я рассказывал.

Он говорил это, но понимал, что Вася плачет не о том, что Полтиныч не успел открыть ему какие-то тайные знания. Он плакал потому, что его ровесники их не знали и теперь уже не узнают.

Дети всегда остаются детьми — но это, конечно, слабое утешение.

Пал Тиныч довел Васю до дома, благо жили Макаровы всего в двух кварталах — а вот, например, Карпова возили в лицей через весь город. На прощанье мальчишка, как большой щенок, опять уткнулся головой, на сей раз в бок.

— Я вас никогда больше не увижу, — сказал он, всхлипывая.

Пал Тиныч дождался, пока Вася зайдет в подъезд. В окнах светились украшенные елки, и учитель вспомнил прошлогодний школьный праздник — роль Деда Мороза должен был исполнять папа Крюковых, директор завода, краснолицый богатырь. К сожалению, папа переусердствовал с разогревом, и пришлось выпускать на сцену семейного водителя — он был худой и маленький, шуба висела на нем, как на заборе, но в остальном он справился на ура.

Как хорошо, что приехал Артем с невестой — ее зовут Ян, «ласточка».

Пал Тиныч шел домой и думал, что сегодня он навсегда перестал быть учителем — и в утешение ему останется только теория заговора.

А возле казино дорогу ему перебежала черная кошка.

Последняя неделя августа, остаток лета — словно кусок торта, единственный на блюде. На клумбе бесновались петунии, их мыльный аромат проникал в палату даже через закрытое окно.

Вместе с криком «Нина!» в окно постучали. Нина выглянула — увидела подругу и ее заплаканную дочку Милану. Детей сейчас называют мебельными именами. Нина сразу решила, что ее мальчика будут звать по-человечески.

— Поздравляем! — закричала подруга, и на нее тут же шикнули из соседней палаты, где родились близнецы. Подруга медленно, как в боевике, развернулась к шикающему окну, но тут у нее, к счастью, зазвонило в сумке. И Милана канючила, тянула ноющую ноту. Дыхание у девочки — на зависть любой солистке.

— Заткнись, — рявкнула подруга и тут же захихикала в трубку: — Беллочка, привет, это я не тебе!

— Маш, может, позже зайдете? — спросила Нина. Подруга жила в двух шагах от роддома и, не прекращая слушать Беллочку, кивнула. (Близнецовая мама даже не поняла, как ей сегодня повезло.)

Над колыбелькой нависла нянечка — та, что дежурила позавчера. Голова у нее была трехцветная, как у счастливой кошки, — крашеные рыжие, собственные черные и седые волосы торчат из-под чепчика.

А сын такой маленький — его можно взять одной рукой, как котенка. Нянечка умело перепеленала мальчика и неумело похвалила:

— Ничего такой. Но надо неврологу показать, обязательно. А как назвать, решила?

— Александр.

Невролога посоветовала Маша. Опытная матерёшка, — это она сама про себя так; Нина не стала бы. Она ко всем была с изначальным почтением, даже если не за что. А вот матерёшка считала, что день потерян, если не удалось поставить на место официанта или дерзкую продавщицу. Обнаглели потому что все. Нина сколько раз краснела за нее — не пересчитать. Правда, с врачами подруга минимальный политес все-таки соблюдала. Невролог Лариса Лавровна сказала, что придет на следующий день после того, как Нину с ребенком выпишут из роддома.