Павел Ф. Гаммал - Секс и ветер

- Чего надо? – голос показался знакомым.

Я захлопнул дверь, воровато оглянувшись вокруг. Зачем-то открыл ящик серванта с посудой, оставшейся после смерти бабушки. Внутри ящика лежал выцветший журнал «Огонек» №3 за март 1970-го года. На обложке синими чернилами кто-то криво написал: «Джентльмены у Дачи».

- Сашка, - прошелестело за спиной.

- Бабуля? – я присел на табуретку, журнал выпал из рук. – Ты где? Ты же умерла.

- Да умерла я, умерла, - голос звучал внутри моей головы. – Внучек, Сашка, слушай меня.

Я встряхнул головой, еще раз обвел кухню глазами. Таракан выбрался наружу, торжествующе глядя в мою сторону.

- Бабуль, я сошел с ума? – согнувшись, я поднял с пола журнал и начал медленно сворачивать его в тугую трубку. – Или ты явилась оттуда что-то мне сказать? Может, наследство какое где спрятала, а?

Бабка хихикнула. Так, как хихикала только она еще при жизни.

- Ага, наследство. Слушай меня внимательно…

Кивнув, я «черной молнией» метнулся к холодильнику, зажав в правой, ударной руке карающий меч правосудия. Короткий замах – и враг повержен.

- Ой, Сашка, - бабкин голос в голове печально выдохнул. – Как был дебилом, так им и остался.

То, что осталось от таракана, судорожно дернуло лапкой и затихло. Я заинтересованно рассматривал обложку журнала. Вытянутой лапкой насекомое указывало на слово «Дача» в корявой надписи.

- Бабушка, бабуль, - кухня ответила обычной тишиной. – Ты где? Что ж ты хотела сказать-то?

Оглянувшись для самоуспокоения, я аккуратно положил журнал с прилипшими останками в мусорное ведро и накрыл его крышкой. Все-таки, надо позвонить Ксюхе.

- Аааааааа, - кричал волосатый мужик, обхватив руками голову. Начинал кричать звонко. Потом глухо подвывал, судорожно всхлипывая после каждого удара.

Половницкий вошел в раж, ухая, как при рубке дров. Фуражка откатилась в сторону, вены опасно вздулись на красном лице. Мешал галстук.

- Сука, сука, - пришептывал он размеренно сквозь сжатые зубы.

- Скажите, подсудимый, - прокурор поблескивал круглыми очками в сторону решетки. – А вы видели, что потерпевший не вооружен?

- Нет, - Половницкий неловко стоял, сложив руки за спиной. – Когда я вошел в комнату, он полез за чем-то в карман.

- И вы подумали…

- Что это пистолет, - закончил он за прокурора. Посмотрел в сторону жены, спрятавшей лицо в ладонях. – Ну, или нож.

- А почему вы использовали бейсбольную биту вместо табельного оружия? – прокурор собрал бумаги на столе в аккуратную стопку. – Ведь у вас же есть инструкции, как нужно поступать в такой ситуации. Или нет?

«Кормушка» открылась с привычным стуком. Алюминиевая миска, глухо стукнув об обитый железом край, вылила часть своего содержимого. Половницкий подошел к окошку, протянув руку к еде.

- Готовься, мусор, к ночи, - глухой голос снаружи проник внутрь камеры. Оттолкнувшись от стен, сполз по ногам легкой дрожью страха.

- Ты кто? – нарочито смело крикнул Половницкий. Голос предательски дрогнул. Каркающий смех слился с ударом захлопнувшейся «кормушки».

Всю ночь он не спал, забывшись лишь под утро. Вздрогнув, открыл глаза, пытаясь пошевелить затекшей рукой. Обе руки были пристегнуты наручниками к нарам, ноги – тоже. Осторожно повернув голову, Половницкий увидел женскую фигуру на фоне грязной стены.

- Очнулся, мент? – женщина присела на корточки. – Знаешь, кто я?

- Нет, - Половницкий почему-то задрожал, мельком глянув в ее черные глаза.

- Помнишь, как ты убивал моего мужа? – выдержав паузу, она плюнула ему в лицо.

- Это был приказ, - Половницкий отвернулся к стене.

- Приказ убивать? – она взяла его за лицо, повернув к себе. Холодная сталь ножа мягко скользнула по щетине у кадыка. – Или ты просто маньяк?

- Твой муж продавал наркотики детям, - прохрипел Половницкий, боясь дернуться лишний раз.

- Твоим что ли? – скривилась она.

- И моим тоже, - он попытался откинуть назад голову, чтобы ослабить нажим. – Мой сын изнасиловал свою мать.

- Твою жену? – нож дрогнул. – Почему?

- Потому, что вместо мозгов у него был один героин, проданный ему твоим мужем.

- Это он тебе сказал?

- Сказал, - Половницкий криво усмехнулся. – Попробовал бы не сказать. Я его утопил в собственной ванне.

Договаривал он уже в пустой камере. Слезы катились по впалым щекам, оставляя мокрые бороздки на небритой коже.

Тишина была гнетущей. Кровь равномерно стучала в ушах. Лёха попытался повернуться на правый бок. Непослушное тело ответило болью в пояснице. «Надо беречь силы», - мысли ворочались в голове медленно и лениво, как огромные валуны. – «Что делают обычно в таких случаях? Лежат себе тихонечко и дожидаются помощи извне? Или пытаются что-то сделать, чтобы выбраться самим? А, может, просто молятся, сдавшись на волю судьбы?»