Павел Ф. Гаммал - Секс и ветер

- А то, что ты мне вчера обещал.

- Что? – он присел на кровати. Спустил ноги на пол. – Ой!

- Что там?

- Наступил на что-то острое, - щелкнув зажигалкой, он осветил свою ногу. – Роза. Шипы.

В мерцающем свете маленького огонька она выглядела еще лучше. Лучше, чем он мог себе нарисовать. В фантазиях. Эта ее кожа… Она сводила его с ума. А запах? Просто какое-то помешательство. А звуки? Эти шлепанья ее босых ступней по паркету. Или то, как она, больно прикусывая его соски, сквозь зубы, ругается, как последняя...

- Алоэ, - она так мягко растягивала это слово. – Ты где?

- Да здесь я, - он раздраженно поднял с пола свою белую рубашку, встряхнув ее. – Что я тебе обещал?

- Что бросишь свою старую, - она выругалась. И в ее чувственных губах эти слова не означали ничего иного, как призыва к сексу.

- Да брошу я, брошу, - он встал с кровати, пытаясь натянуть на липкое тело рубашку. – Вот привязалась.

- Я? – она медленно сползла с кровати. – Хочешь кофе?

Дверь в номер просто выпала, слетев с петель. Какой-то громадный мужик с длинным пистолетом в руке медленно зашел, посмотрел…

Две коротких вспышки…

- Ты просто красавец, - в белом, она была просто хороша.

- А ты, - он попытался заглянуть в конец очереди. – Не могла по-хорошему уйти от своего мужа?

- Да пошел ты, - она вырвала рукав из его ладони. – Кто здесь последний, в конце концов?

- А здесь последних не бывает, - красивый мужчина с седой бородкой обернулся к ней.

- А ты-то сам кто? – она задорно вздернула острый подбородок.

- Я? – он огляделся по сторонам. – Петр. Апостол. Слышала что-нибудь про меня?

Он курил, затягиваясь глубоко, насколько позволяло дыхание. Выдыхал дым в приоткрытое окно. Курить было нельзя. Вообще. Не потому, что вредно. А вообще. Уже не было вредно. Для него. Доктор все успокаивал, мол, еще не все потеряно и т.д.. Но он-то знал наверняка. Метастазы представлялись ему ползущими по мокрому от морской воды черепахами. Почему черепахами? Этого он не знал. Но, ясно видел, как они ползут друг за другом прямо в море, ведя за собой своих детей, и детей их детей… В глубине души он понимал, что сделать ничего уже не может, но очень хотелось. Тошнило от химиотерапии. Было очень больно. Больно настолько, что хотелось выть, лезть на белую больничную стену или застрелиться. Если бы был пистолет или танк. Из танка, конечно, лучше – не промахнешься.

- Ты со мной? – она смешно ткнулась холодным от мороза носом в его невыбритую щеку.

- Пока, да, - он попытался достать руку из-под одеяла, чтобы погладить ее.

- Пойдем, - она потянула одеяло за край, улыбаясь, как могут улыбаться только большие собаки.

Он вытянул ноги, обув их в больничные тапки. Они долго плутали по полутемным больничным коридорам.

- Куда ты меня тянешь?

- Иди за мной, - она манила его своей уверенностью, помахивая пушистым хвостом.

В старом доме на окраине города горели две свечи – белая и черная. Смешно фыркнув носом, собака затушила черную. Повернулась к нему, села и преданно заглянула в глаза.

Утром, на обходе, доктор вяло посмотрел очередные снимки. Подняв на рано полысевший лоб очки, хмыкнул. Улыбнулся. Обернулся к сопровождавшим его.

- Петрова – на выписку. И уберет кто-нибудь отсюда эту собаку? Развели здесь…

-Знаешь, тогда я очень любила своего мужа, - она устроилась поудобней на стуле, подоткнув одеяло под стройные ноги.

- Когда, тогда? – спросил он, разливая по непрозрачным рюмкам коньяк.

- Если ты помнишь...

- Я помню все, что касается тебя. Ведь ты – моя первая любовь.

- Ну, ладно. Прошло столько времени...

- А сколько?

- Двадцать лет.

- Не может быть. Люди столько не живут.

- Старая шутка. Мог бы придумать что-нибудь посмешнее.

- Ну ладно, не обижайся. Так что там дальше?

- Ты не поверишь, но одно время я целый год спала на полу, под пианино. Помнишь то пианино, что стояло у нас?

- Конечно помню, ведь я на нем играл. А ведь тебе это нравилось?

- Да. Особенно та мелодия из «Семнадцати мгновений весны».

- По прошествии этих лет могу тебе сказать, что это был мой «коронный номер».

- И что, многие клюнули?

- Я не жалуюсь.

- Да ладно, расскажи.

- Хорошо. Эту историю будешь знать только ты. Стояли мы тогда «на углу». Помнишь тот угол возле телефонных будок?

- Да.

- Короче, все разошлись, и я думал идти домой, но тут из «Лотоса»... Помнишь, был такой ресторан неподалеку?