Дмитрий Урнов - Приз Бородинского боя

Кукушка отсчитывала и столь же щедро ошибалась во времени, как и Трофимычевы стенные с боем часы.

— Трофимыч, а вы удачно служили?

— Был в чине унтер-офицера. Три Георгия. Но оказался чрезмерно мягок, и потому имелись взыскания.

Глядя на длинную туманную прогалину, в глубине которой невидимая птица считала годы, Трофимыч поднял голову и добавил:

— Знания у меня были порядочные. Отвечал я внятно и быстро. А на экзамене спрашивал сам Брусилов. Например: что такое повод?

— Повод?

— Повод служит для управления ртом лошади и поддержания ее баланса на ходу. Но больше является регулятором движения… А вот твердости в командах достаточной у меня не было.

Пароль опять забеспокоился. Трофимыч попросил проехать на Кинь-Камне вперед, чтобы он мог взять за мной в спину.

На просеке, шагах в десяти, я увидел яркий, броский и ровный отблеск. Такой свет держится на дверях, отворенных в другую комнату, на стеклах окон, если смотришь на дом с улицы, на соснах — в вышине; он повисает в воздухе в сквозном луче и очень часто бьется на водной поверхности; «в куполах солнца дым»; он после грозы на мокрых крышах и блестящих лужах; большие корабли несут его на трубах, самолеты — на фюзеляже и крыльях, когда их можно видеть высоко в безоблачный день; и, что бы ни творилось вокруг, всегда этот отсвет сияющ и спокоен, он вызывает щемящее чувство и кажется знаком далекого времени, которое было или придет.

Лес кончился. Просека вывела нас на опушку. Лошади притихли.

— В четырнадцатом году, — сказал Трофимыч, — мы должны были встречать далматинского эрцгерцога.

С утра до вечера учили их на приветствие отвечать: «Добре дошли!» А эрцгерцог вышел и сказал по-русски: «Здорово, ребята!»

— Что же вы?

— Смешались мы.

Мы двинулись вдоль шоссе.

— Какая же раньше была красивая форма! — Трофимыч вспомнил, как они, блистая, поджидали эрцгерцога. — Особенно гвардейцы. Кивер, этишкет, галуны, ташка.

— А ташку, Трофимыч, носили у пояса?

— Совершенно верно.

Этишкет. Кивер. Галуны. Ташка. Сколько же всяческих названий помнит Трофимыч! Впрочем, однажды я его озадачил.

Я приехал к нему на конный завод. Он был обрадован и попросил только извинения за то, что снесет пойло поросенку и тотчас вернется. Я заглянул в книжку, которая оказалась у него на столе. Это были повести Толстого, я взялся за «Казаков». Выхватил главу из середины. Почти сразу меня остановила фраза: «Лукашка вел проездом своего кабардинца, за которым не поспевали шагом другие лошади».

— Трофимыч, — старик к этому времени успел обернуться, — что значит «проездом»?

Трофимыч подтянулся и сосредоточился. Его водянистые глаза сделались виноватыми.

— Не приходилось слышать. Брусилову отвечал без запинки, а такого что-то не припомню.

Незнакомое слово отвлекло нас на разговор об аллюрах. О «Казаках». Потом Трофимыч произнес:

— Граф Лев Николаевич Толстой. Из Тульской губернии. Рядом с нами двенадцать верст. Он был великий человек необычайного ума. Я его однажды видел.

Я, конечно, знал, как Трофимыч видел Толстого. Еще мальчиком он повстречался у перекрестка дорог, на мосту, неподалеку от Ясной Поляны, со стариком, который ехал верхом на лошади. Он узнал его. Толстой спросил Трофимыча: «Эта дорога на Богородское?» — «Совершенно верно», — ответил Трофимыч. «Спасибо», — сказал ему Толстой.

Я поглядывал на Трофимыча, стараясь заметить, думает ли он о том, что такое «проездом», или вспоминает Толстого. Он помнит сразу все, все знает. Он по любому поводу в одну минуту вспоминает всю свою жизнь.

— У лошади, — Трофимыч поправил верхнюю пуговицу тужурки, — двести двенадцать костей. У кобыл, впрочем, на три кости меньше.

— На три?

— Да.

Приехал я еще неделю спустя. Трофимыч мне обрадовался. Он сидел вместе с пыльным котом. Книжка Толстого, открытая мною, продолжала лежать. Все так же проездом Лукашка вел своего кабардинца, и шагом за ним не поспевали другие лошади.

— Трофимыч! Что значит «проездом»?

Трофимыч подтянулся и сосредоточился. Глаза сделались виноватыми.

— Не приходилось слышать.

В порядке самооправдания или самообороны старик добавил:

— Буденный меня хвалил…

Как Буденный хвалил Трофимыча, я не только слыхал, но видел. Правда, случай этот, уже довольно давний даже для моей памяти, оброс преданиями, о нем приходилось слышать со стороны, с вариациями и новыми подробностями, так что и не знаешь, чему верить, своим воспоминаниям или выдуманным.