Ципора Кохави-Рейни - Королева в раковине

Гейнц отдает себе отчет в том, что двери в мире бизнеса открываются перед ним благодаря его европейской внешности — шатен с голубыми глазами и широкими плечам спортсмена. Не носила бы их фабрика имя прежнего владельца «Мориц Хольц», естественно, еврея, продавшего дело деду пятьдесят лет назад, не было бы подозрений, что и Гейнц — еврей. В эти трудные дни не приходится выбирать промышленников и бизнесменов, с которыми приходится иметь дело.

Адвокат Функе и офицер республиканской полиции часто посещают их дом. Гейнц требует от домочадцев быть с ними приветливыми. Бумба с воодушевлением отвешивает им поклоны. Бертель ни за что не хочет им кланяться. «Я еврейка и сионистка, и никакому христианину не сделаю книксен». Лотшин заняла место пожилой секретарши фабрики, проработавшей там тридцать лет. Брат и сестра трудятся в полной гармонии, ибо между ними давно существует душевная близость, особенно после того, как она рассталась с Йосефом.

Еще неделю назад между братом и сестрой существовало напряжение. Лотшин, девушка мягкая и добросердечная, влюбилась в этого недалекого и легкомысленного гостя из Израиля. В доме все были удивлены. Йосеф, сельскохозяйственный рабочий, который родился и вырос в Палестине, был послан в Европу для того, чтобы перенять опыт развития сельского хозяйства. Он попал на ферму Брайланд, простиравшуюся на огромной территории, на которой выращивали в теплицах редкие растения из Азии. Йосеф прибыл в Германию. В выходные он торопился в Берлин, где бурлила жизнь. В клубе «Бар-Кохба» израильтянин встретился с Лотшин, и они влюбились друг в друга с первого взгляда. Принцесса пошла, как сомнамбула, за обладателем красивого лица, широких плеч, стальных мускулов. Особенно ее привлекала его открытость и веселый нрав. Таких мужчин она не видела раньше в своем окружении. Девушка, которая еще недавно предпочитала проводить время в созерцании зимнего сада на большой застекленной веранде, отказываясь от приглашений назойливых ухажеров в театр, в кино, на танцы, теперь проводила время с этим необразованным плейбоем в барах и ночных клубах, отвергаемых ею до его появления. Все в доме сердились на нее. Гейнц просто выходил из себя. Его сестра уединялась с этим легкомысленным мужланом в зимнем саду, созданном отцом для красавицы матери, замершей на портрете. Он указал ей на это, упрекая, что она приносит боль и без того опечаленным домочадцам. В ответ она прочла ему нотацию, мол, он, как почтительный брат, должен уважать человека, близкого ее душе.

История становилась все запутанней. Кибуцник из Палестины поколебал покой дома Френкелей. Филипп не мог вынести его присутствия и покинул дом после того, как понял, что Лотшин стыдится его. Жилы вздулись на его висках, когда она представила Йосефа уважаемым гостям как члена молодежного движения, куда ходит Бертель. Тот сидел в шортах среди почтенных гостей, вмешивался в их разговоры, повышая голос, ибо никто не обращал на него внимания. Его поведение вызывало стойкую неприязнь, вплоть до отвращения, особенно во время трапез. Он ел с открытым ртом, отпуская при этом скабрезные шутки, над которыми сам же хохотал, говорил громко, шокируя всех, от мала до велика.

— Он явно не подходит нашему дому, — категорическим тоном сказал Артур.

— Он грубиян, — поддержала его Фрида, — не к лицу дому Френкелей.

Шокированная его одеждой, стуком его тяжелых ботинок, она цедила сквозь зубы: «Пришел нацист». Дед сделал ей выговор за то, что она прилепила кличку «нацист» еврею, и только сказал:

— Если в Палестине есть такие типы, как он, нечего туда ехать.

Бумба тут же среагировал:

— Он идиот.

Кудрявые сестрички-близнецы смеялись:

— Бертель, ты хочешь уехать в Палестину, к Йосефу?

Огрызаясь, Бертель бормотала:

— Он мне не нравится.

Лотшин же потеряла голову, поехала в Кёльн в середине недели, чтобы встретиться с любимым. Его послали в Голландию научиться выращивать цветы, и красавица поехала вслед за ним.

Семья пребывала в беспокойстве. Каждый раз, когда Гейнц вмешивался в ее отношения с Йосефом, Лотшин реагировала странно. Ее мягкий голос переходил в крик. Мечтательные голубые глаза вспыхивали, и краска заливала лицо. Она сопровождала своего красавца от одного погребка к другому. Возвращалась за полночь, стараясь не попадаться на глаза домочадцам, которых сильно беспокоили перемены в сестре. Он даже забыла про цветы в зимнем саду, за которыми раньше ухаживала.