Ципора Кохави-Рейни - Королева в раковине

— Артур, Германия катится в пропасть.

— Глупости. Суета сует.

— Увози детей из Германии.

При всем уважении к своему другу-юристу Артур уверен, что восточноевропейский еврей, сионист и социалист, не понимает глубинную связь евреев с германским обществом. Филипп родился и воспитывался в Польше. После Мировой войны эмигрировал в Германию с аттестатом зрелости, полученным по окончанию русской гимназии. Еврейская община обратилась к богатым берлинским евреям с просьбой поддержать еврейскую эмиграцию. Так молодой беженец попал в богатый дом Френкелей. Артур сказал юноше, что он должен проявить себя. Артуру не хотелось играть роль простого филантропа. Он предложил Филиппу получить образование юриста или инженера и тем самым обеспечить себе приличные средства существования. Только так он сможет отдать свой долг. Филипп выбрал юриспруденцию. Еще во время учебы он стал выполнять обязанности юридического советника литейной фабрики Френкелей.

Нацисты вышли из подполья, и спор между друзьями становится все острее. Как диалектик, опирающийся на философию Гегеля, Артур придерживается закономерностей, на которых зиждется мир.

— В реальности существует постоянная динамика, — равнодушным тоном говорит Артур, — даже представить себе невозможно, что мы вернемся к мрачному средневековью. Не может антисемитизм расцвести в современный период развития технологии и науки.

Артур морщит лоб, и очки его сползают на кончик носа. По мнению Филиппа, реакция его друга характерна для представителя еврейской крупной буржуазии.

Каждый раз, когда спор сползает на еврейскую тему, Артур, человек рациональный, остается на позиции большей части почтенных членов еврейской общины, которые произносят патетические речи об укоренении евреев в германской культуре. Они внесли значительный вклад во все области жизни страны. Германия нуждается в евреях, чьи экономические связи охватывают весь мир. Палец Филиппа подталкивают очки вверх, на переносицу, взгляд его смущен. Нацисты воспринимаются евреями Германии, как искусственное явление, которое их, евреев, не касается! Лицо Филиппа мрачнеет от этих мыслей.

Агрессивные нацисты захватывают Германию. Не пропускают ни одного питейного заведения, пропагандируют среди безработных рабочих, затягивая их в ловушку. Агитаторы нацистского движения угощают их выпивкой, и когда те погружаются в пьяный угар, начинают настраивать их против социал-демократов, против коммунистов, против евреев, короче, против всех, кто стоит на их пути к овладению рейхстагом в Берлине.

За зеленой шелковой портьерой Бертель затаила дыхание. В ее воображении возникает картина ее бегства от преследователей в глубины темного леса. Она находит укрытие в каких-то мрачных погребах. Девочка, побледнев, выглядывает из-за портьеры. Она смотрит на мрачное лицо Филиппа.

— Есть закон и порядок в государстве, — Артур устремляет пытливый взгляд на своего друга.

— Закон и порядок?! — Филипп поднимает плечи и нервным движением опускает их. Его палец, снова поднятый к носу, дрожит, отправляя оправу очков с кончика носа на переносицу. Ведь никто из его собеседников не видит его письменного стола, заваленного делами, свидетельствующими о вздымающемся вале антисемитизма. Как обвинитель от имени евреев, он-то отлично знает о бесчисленных актах насилия в селах Пруссии. Напуганные евреи приезжают к нему из небольших прусских городов за помощью против пьяных погромщиков, которые нападают на беззащитные еврейские общины.

Погромщиков приводят в суд, но судьи выносят поджигателям синагог мягкие приговоры. Череда погромов соединяется в сознании Филиппа в единое страшное и, главное, безнаказанное действо. «Еврейская свинья» называли националисты-убийцы министра иностранных дел Германии еврея Вальтера Ратенау, когда в 1922 они подняли бунт против Веймарской республики. Еврейские лавки и магазины были разграблены ревущим сбродом в ноябре 1923. Со второй половины двадцатых годов бунт нацистского меньшинства превратился в бунт большинства. Антисемиты разрушают памятники на еврейских кладбищах, покрывают стены синагог подстрекательскими лозунгами, грабят еврейские магазины. На исходе двадцатых годов нападений на евреев все больше.

— Развитая цивилизация может быть использована и варварами, — плечи Филиппа приподымаются, он весь напряжен, как пружина.

За поблескивающими стеклами очков глаза его беспомощно моргают. В коридорах серого здания еврейской общины на Августштрассе длинные скамьи заняты до отказа. Богатые и бедные евреи, молодые и старики приходят сюда за юридической помощью по всем вопросам. И это касается религии, налогов, браков и разводов, погребения и обрезания, поисков работы, в добавление к судебным разбирательствам по поводу незаконных увольнений с работы по причине национальности, банкротств. По коридорам еврейской общины гуляют бесчисленные истории об издевательствах нацистов над евреями.