Джон Брэйн - Жизнь наверху

Когда я увидел Марка и Сибиллу, стоявших на пороге, моим первым побуждением было захлопнуть перед ними дверь. За те полтора месяца, что я не видел Марка, он стал для меня чем-то более значительным, чем сама жизнь, превратился в некое олицетворение зла. В глубине души я был уверен, что он вступил в связь со Сьюзен не потому, что она ему нравилась, а из ненависти ко мне, из желания доказать, что класс господ всегда и во всем без труда одерживает верх. Но вот он шагнул из темноты, и при ярком свете я увидел всего лишь человека среднего возраста в белой рубашке, которая от частой стирки приобрела желтоватый оттенок.

— Привет, старина,— сказал он.— Давненько не виделись.

— У нас с вами получились настоящие прятки,— заметил я.— Мы вернулись после отдыха,— вы отправились отдыхать.

Я поцеловал Сибиллу.

— Ну как поживаем, дорогая? Как дети?

— Здоровы и веселы, как и все мы, кроме Марка,— сказала она.— Он подцепил на Майорке страшную пакость: его укусила какая-то дрянь…

— Как это неприятно,— сказал я.

Марк нервно потирал руки.

— Ерунда,— сказал он.— Это был обычный испанский клещ. Но он вызвал к жизни старую хворь.

Старой хворью была тропическая болезнь, которую Марк подхватил в Бирме; он всегда старался хотя бы раз упомянуть о ней в разговоре, подобно тому как люди более простодушные стараются упомянуть о своих наградах. Но сегодня он и в самом деле выглядел неважно: глаза у него были воспаленные, и даже загар не мог скрыть бледности лица.

— Придется последить за собой, старина,— сказал я.

— Я все время ему об этом твержу,— сказала Сибилла. И обняла мужа.— Ему бы следовало лежать, но он ни за что не хотел пропустить день рождения Сьюзен.

И она негодующе посмотрела на меня, словно я собственноручно вытащил Марка из постели.

— Я говорила, что Сьюзен поймет и извинит его, но ему не хотелось ее огорчать…

Я улыбнулся.

— Вот это уже дар от чистого сердца. И мы, право были бы огорчены, если бы Марк не пришел.

— Ради бога, Сибилла, ведь я еще не умираю,— вмешался Марк.— Своими разговорами ты ставишь Джо в идиотское положение.

— Зачем вы так, старина; она ведь только печется о здоровье своего мужа,— заметил я. И провел их в гостиную.— Для этого жены и существуют, не так ли, Сибилла?

Она кинула на меня удивленный взгляд. Я расхохотался.

— Разве не так? Выпейте чего-нибудь, дорогая, и вы сразу почувствуете себя в своей тарелке. Да и Марк тоже. Скажите, чего вам налить, и желание ваше будет тотчас исполнено.

Я окинул взглядом комнату: веселье началось. Всего пять минут тому назад двадцать человек лениво переговаривались, неторопливо потягивали вино, как-то исподтишка накладывали себе пищу на тарелки, словно вся эта еда была предназначена не для них, а сейчас все перепуталось, все пили и ели, и если еще открыто не ухаживали за женой соседа, то уже подумывали об этом.

Я принес Марку и Сибилле два больших стакана виски.

— Вам здесь все знакомы, не так ли? — спросил я.

— Я не знаю вон той кудрявой молодой особы, что стоит у окна,— заметила Сибилла.

Марк посмотрел на Нору. Лицо его на секунду просветлело.

— Ну как же, дорогая, конечно, ты ее знаешь. Мы встречали ее у Браунов. Это Нора Хаксли.

— А у тебя хорошая память, мой дорогой. Очень интересная женщина, не правда ли? Ваш тесть, Джо, по-моему, без ума от нее.

В гостиной стоял шум, и я не мог расслышать, что говорил Норе Браун; ясно было только одно: это ее забавляло. Он взял ее руку и, повернув ладонью вверх, принялся разглядывать, не скрывая удовольствия, какое доставляло ему это занятие. Гул голосов на секунду стих.

— Я никогда не ошибаюсь,— донеслось до меня.— Взгляните на свою линию жизни.

Тут из угла, где царил Ларри Силвингтон, раздался взрыв смеха, и я повернулся к Сибилле. Я по-прежнему не любил своего тестя, но сейчас искренне порадовался, что ему еще доставляет удовольствие легкий флирт с красивой женщиной. А потом, разве это не подтверждает, что у меня хороший вкус? Ведь он выбрал самую интересную женщину в этой комнате. У Анны Роджерс слишком длинный нос. Эва Сайкс слишком располнела. У Салли Тимбол слишком тонкие ноги. Корал Смит близорука, но не носит очков и потому вечно хмурится или щурится. Ну а моя теща и Сибилла в счет не идут, хотя они и очень разные. При всех своих недостатках моя теща никогда не надела бы такого ярко-малинового или такого короткого платья…

Марка бил озноб.

— А у вас, по-моему, лихорадка,— заметил я.— Принести чего-нибудь?