Джон Брэйн - Жизнь наверху

На сигарете не было следов помады, но я ощутил ее аромат. Мне пришла на память одна история из учебника по-латыни — о сокровищнице и хитром воре. Сокровищница была зарыта глубоко в землю и покоилась в металлическом ящике, однако хитрому вору все-таки удалось до нее добраться. Он был за это наказан, но ведь то была сказка для детей, а не история для взрослых.

Мы выехали из леса и спускались теперь по склону холма в деревеньку Харкомб. Скоро, сразу за церковью, мы увидим табличку — Уорли останется позади, и мы въедем в Леддерсфорд; скоро воздух утратит свою свежесть, резкий ветер уже не будет свистеть над нами, проносясь над мокрой землей, а прямое, как стрела, шоссе приведет нас к концу нашего путешествия, и я снова буду ехать тем путем, которым скрепя сердце решил следовать, прежде чем встретил Нору. Скоро трубы Леддерсфорда напомнят мне о моих обязательствах, о том, что здравый смысл должен руководить моими поступками, а потому, пока мы еще в Уорли, пока мы не покинули мой родной край, надо успеть поговорить с Норой.

— Я вас раздражаю? — спросил я.

Я совсем не то хотел сказать, но мне вдруг стало ужасно жаль ее.

— Вы раздражаете меня с первой встречи. В вас нет ничего, что мне нравится в людях. Я, конечно, понимаю, что несправедливо так отрицательно относиться к человеку…

— Продолжайте, продолжайте,— сказал я.— Опишите меня. Скажите еще что-нибудь приятненькое.

— Я устала от разговоров,— сказала она.— Мы можем проговорить весь день, но это не изменит вас к лучшему.

Она взяла мою руку и прижалась к ней лицом.

— Я теперь никогда не буду мыть руки,— сказал я.— Что это на вас нашло?

— Мне нравятся ваши руки. Вот и все.

Мы выехали из Уорли, но все осталось по-прежнему. Я не ощущал груза обязательств, разве что по отношению к самому себе; и мне хотелось лишь одного — вырвать у нее желанный ответ.

— И все же что-то побудило вас это сделать.

Внезапно у меня мелькнула мысль о Марке и Сьюзен, но сейчас эта мысль не причинила мне боли — я презирал их обоих и готов был мириться с их отношениями. Я отбросил сигарету и на секунду положил левую руку на ногу Норы. Она вздрогнула.

— Почему вы такой несносный! — сказала она.— Но исправлять вас, видимо, поздно. Если б еще вы не были женаты…

— Боже! — вырвалось у меня.— Может быть, остановим машину?

— Здесь негде остановить машину. Да и не время.— Она сунула руку в мой нагрудный карман и вытащила вечное перо.— Я дам вам номер моего телефона.

Я взглянул на поля, расстилавшиеся вдоль шоссе. Ни тропинки, ни высоких стен, ни лощин — лишь плоская равнина под дождем.

— А когда же наступит это время?

— Не знаю,— сказала она.— Может быть, никогда. Когда вы уезжаете отдыхать?

— В следующий понедельник и на целых три недели.

Я обнял ее за плечи.

— Нет,— сказала она.— Нас могут увидеть.

— Ну и пусть. Дайте же мне хотя бы руку. Я хочу ощутить ваше прикосновение.

Она положила руку мне на колено.

— О господи, до чего противный человек! Все равно ничего путного из этого не выйдет.

— Оставьте себе на память мое перо.

— Именно это я и собиралась сделать,— сказала она.

— А мы сегодня видели тетю Сибиллу,— заявил на следующий день за чаем Гарри.— Она спрашивала, когда вы с мамой придете к ним.

— На этот вопрос тебе ответит папа,— заявила Сьюзен. И, нахмурившись, посмотрела на Барбару.— Ради бога, Барбара, ешь булочку и не кроши.

— Я не люблю тетю Сибиллу,— сказала Барбара.— У нее всегда такое сердитое лицо. И потом от нее плохо пахнет, пахнет, да.

Я еле сдержал улыбку.

— Нельзя так говорить, Барбара.

— А почему я должна называть ее тетей?

— Она ведь вовсе нам не тетя,— вмешался Гарри и, обмакнув сосиску в томатный соус, продолжал: — Бабушка говорит, что неприлично называть чужих людей дядями и тетями.

— Сибилла наша родственница,— сказала Сьюзен.— К тому же старших принято так называть, если их любят и уважают. И хотя ты сегодня первый день дома и мне не хочется делать тебе замечание, но все же, пожалуйста, не засовывай всю сосиску в рот.

Она закурила сигарету и с недовольным видом уставилась в кухонное окно. На дворе по-прежнему шел дождь, начавшийся еще на заре.

Гарри, сидевший с набитым ртом, поспешил проглотить сосиску.

— А все-таки она неряха, правда? — сказал он.

— Да замолчишь ты наконец! — воскликнула Сьюзен.— Нельзя быть таким злюкой!

Барбара залилась слезами.

— Не кричи так, мамочка. Пожалуйста, мамочка, не кричи.