Джефф Дайер - Влюбиться в Венеции, умереть в Варанаси

Вот он и сказал или хотя бы начал эту тему.

— Я тоже.

— И когда это, по-твоему, могло бы быть?

— Не знаю. Но надеюсь, скоро.

— Но мы же не можем и на этот раз оставить все на волю случая. Нельзя рассчитывать, что мы просто где-нибудь столкнемся.

— Да, я знаю.

— В маленькой Венеции это могло сработать, но в масштабах всего мира, сама понимаешь, все ставки будут против нас.

— И тут ты прав.

Прижимая ее к себе, он чувствовал, как у него снова встает член — даже сейчас, когда эта история грозила перейти в разряд воспоминаний. Или в нечто обратное — в тоску по тому, что вскоре станет нереально маловероятным.

— Я могу приехать к тебе в Лос-Анджелес, — сказал Джефф. — Или куда бы то ни было, где ты будешь, когда отправишься путешествовать.

— Это было бы здорово.

— Так мы спишемся?

— Конечно.

Говоря это, они так и стояли обнявшись. Но теперь настало время отпустить друг друга, чтобы он мог взять ее чемодан и свой стакан, выйти из комнаты и втиснуться в крошечный лифт с этим дурацким призывом не царапать пластиковую оболочку.

Лора оплатила счет и выписалась из отеля. Дальше она собиралась дойти пешком до автобусной станции, но попрощаться они решили здесь, в крошечном скверике перед отелем с громким названием «Эксельсиор». Они снова поцеловались. Джефф вдохнул едва уловимый аромат ее волос, все еще новый, но уже такой знакомый. Потом она подхватила чемодан и покатила его к станции, а он пошел в другую сторону.

Куда? Какая разница. Он шел один сквозь удушающую венецианскую жару. Она уехала, а он перекочевал из «плюс один» в «минус один». Оставалось только идти куда-нибудь, вот он и шел один через пустой людный город. Так бывает, когда плаваешь в море и вдруг из прибрежной теплой воды попадаешь в полосу ледяного течения. Только что он был в шумном, густонаселенном районе, а сейчас улицы совершенно пусты и вокруг один только солнечный свет. Было бы облегчением повстречать сейчас сербских карманников, подраться с ними, потерять сознание и очнуться в канале. Но ни их, ни, хвала небесам, кого-нибудь из знакомых поблизости не оказалось.

С момента пробуждения Джефф чувствовал дикую усталость — как много лет назад, когда он впервые оказался в Венеции и провел ночь на вокзале. После часа ходьбы он достиг такой степени усталости, какая бывает лишь во сне, когда идешь и идешь — и никуда не можешь прийти. Он был в мертвой зоне туризма, где прогулка превращается в муку, а каждый шаг требует усилий десяти. Воздух наполнил нежный колокольный звон. По мере приближения к его источнику — церкви, которой он раньше не видел, — перезвон превратился в золотой водопад, безжалостно обрушивающийся на его пустую голову.

Он продолжал брести по улицам, которые постепенно становились все более знакомыми… Потому что он как раз подходил к палаццо Зенобио и к бару под названием «Павильон Манчестер». Вот это удача! Теперь, по крайней мере, ясно, чем можно себя занять — можно выпить пива. Это сильно смахивало на рекламу светлого пива или на венецианский ремейк «Трудного пути в Александрию» [115] «Ice-cold in Alex» (в русском видеопрокате «Трудный путь в Александрию») — английский фильм 1958 г. Режиссер Дж. Ли Томпсон. . Пиво! Он пересек Понте-дель-Сокорсо, горбатый мостик, где они сидели после вечеринки в Зенобио, на которой было так много народу, что внутрь было не попасть.

Пытаешься заглянуть мне под платье?

Бар был открыт, но почему-то пуст. Даже с учетом того, что день был воскресный, отсутствие посетителей выглядело странным. Официанты переворачивали стулья и ставили их на столы. Все выглядело так, как будто здесь недавно побывали мародеры.

— Что случилось? — спросил Джефф.

— У нас все кончилось.

— Что кончилось?

— Напитки.

— То есть выпить нечего?

— Си, нечего.

— Совсем нечего?

— Niente [116] Ничего ( ит .). . Все кончилось — пиво, вино, виски. Finito [117] Кончилось ( ит. ). .

Официант выглядел одновременно донельзя усталым, гордым, удивленным и слегка напуганным этим обстоятельством. Судя по всему, подобного в его жизни еще не случалось. Но, возможно, он того и ждал. Если бы в Венеции играла английская футбольная команда, алчная потребность в спиртных напитках воспринималась бы как нечто само собой разумеющееся, но неутолимую жажду мировой арт-тусовки он явно недооценил. Джефф, конечно, был разочарован, но и нечто приятное в ситуации явно присутствовало. Раньше ему приходилось лишь слышать о таком, но он впервые видел своими глазами бар, выпитый досуха, — и даже мог поздравить себя с тем, что внес в эту катастрофу некоторый посильный вклад. В любом случае оставаться здесь не имело никакого смысла. Все, кто заходил сюда ранее, очевидно, были того же мнения. Подобно стаям саранчи, они спикировали на бар, выпили все, что в нем было, выжали из него до последней капли весь алкоголь и отправились дальше. Многие уже отправились восвояси — не в другие бары, а в другие города, другие страны. И хотя в принципе это заведение все еще номинально было баром, свое предназначение оно уже утратило. В нем царила скорбная атмосфера. Это был архитектурный аналог жуткого похмелья. Словно бы здесь случилось что-то ужасное и постыдное — никто уже не помнит что, однако память об этом пронизывает собой потолки, полы, стены. Как если бы на это место обрушилось какое-то проклятие, и не видать ему больше хмельных праздников, когда шампанское течет рекой — так бурно, что наконец вытекает, оставляя лишь пустоту, которую никогда уже не заполнить, послевкусие тщетности и бесполезности. Он поблагодарил бармена и ушел, чувствуя себя еще более усталым.