Федор Ошевнев - Чертова дюжина ножей +2 в спину российской армии

— Ребенок же совсем голодный… Пусть хоть капельку домашнего перекусит…

Сонная жена Торова сразу не могла взять в толк, что за гости свалились к ним за полночь. Поняв же наконец всю прелесть ситуации, всплеснула руками и обреченно прошептала:

— Ну, Торов, ты и лопушок… Угораздило, сдуру ума, связаться.

Стол московские гости сервировали на славу. Банки югославской ветчины и печени трески, просвечивающиеся ломтики осетрины и нежно-белые, жирные кусочки палтуса, ноздреватый венгерский сыр, копченая утка и косо нарезанная твердокопченая колбаса. Тут же десерт — горка крупных апельсинов с наклейками «Магос», рядом — конфеты: «Мишка», «Песни Кольцова» и трюфели. Столичная мама бережно развернула укутанную в полотенце поллитровую банку черной икры; столичный папа с не меньшими предосторожностями извлек из баула бутылку вина «Черный доктор» и водку «Посольская». А Торовым было ужасно стыдно за свой полупустой холодильник.

— Простите, не ждали, — оправдывалась хозяйка полуподвала, смущенно ставя на стол сковороду с котлетами и жареной картошкой, яичницу, масло и тарелку соленой капусты.

— Эт ничего, — довольно обвел взглядом Котов-старший плотно заставленный стол с дарами первопрестольной. — Хозяюшка, стопочки-то!

А готовившая бутерброды с икрой гостья, увидев на скатерти простенькие рюмочки с золотым ободком поверху, не удержалась от комментария:

— Скромновато живете… — чем вогнала офицерскую чету в густую краску.

— Ты тоже, мать, — упрекнул Котов-старший жену. — Они ж еще только начинают…

Сам же с удовольствием разливал вино и водку.

— Я воздержусь, завтра с утра на службу, а ему (кивнул лейтенант на солдата) совсем нельзя.

Вообще Торов очень неловко чувствовал себя за общим столом со своим подчиненным и втайне выругал жену, додумавшуюся поставить на скатерть не четыре, а пять рюмочек. Солдат же ощутил что-то сродни подобной неловкости еще на вокзале, когда в разговоре с командиром со стороны родителей был проявлен настоящий словесный прессинг. Теперь до рядового уже дошло, что своей настырностью в роте, а затем и родительской на вокзале его семейство перевалило собственные проблемы на чужие плечи и что, по крайней мере, уж не стоило бы тащиться самому к командиру домой.

Отчаянно задвигав челюстями, Котов-младший мощным глотком освободил рот от деликатесов и поддержал доводы Торова:

— Но мне действительно нельзя и в роту надо…

Неизвестно, кто нарушил бы немую сцену, но тут за окнами тормознула машина, хлопнула дверца и кто-то решительно открыл калитку. Один Торов догадался, кто бы это мог быть, но не бежать же от стола к двери…

Меж тем в нее постучали. Лейтенант громко ответил: «Открыто!» — и, нагибаясь, чтобы не задеть головой о косяк, в комнату вошел старший лейтенант с повязкой помощника дежурного по части. Окинув взглядом изобилие снеди на столе, офицер про себя — все это хорошо поняли — взял на заметку присутствие спиртного и не спеша произнес:

— Гуля-аете, значитца. А в роте с ног сбились: куда это солдат исчез? Нехорошо, товарищ лейтенант, не по уставу. Дежурного по роте подвели. Заместитель командира части караулы проверил, пошел по ротам: где солдат? Нет солдата… Хотя б соизволили меня или дежурного по части в известность поставить.

— А… разве замполит ничего не сказал? — изумился Торов.

— Ни словечка, — развел «помдеж» руками и добавил: — В общем, пожалте в машину…

Заместитель командира части по тылу — огромный грузный подполковник — выслушал Торова, вытирая носовым платком то мощную шею, то обширную лысину (в дежурке, несмотря на приотворенное окно, было душно), а затем пропыхтел:

— Та-ак… Оно вон что… Пуфф… Ясненько-ясненько. Только при чем тут замполит? Надо было через дежурного по части да по увольнительной записке… пуфф-пуфф… А так — самая настоящая самоволка, оно вот что. Да еще… пуфф… с отягчающими обстоятельствами…

— Но я же… — начал, объяснять Торов, однако тыловик перебил:

— Вы свободны… Завтра во всем доразберемся… Пуфф…

Проходя мимо окна дежурки, Торов расслышал захлебывающийся, частящий голос «помдежа»:

— Значитца, захожу я к ним, таарыц полковник, а они — гуляют, на столе бутылок батарея делая…

«Сексот… Тьфу! — сплюнул Торов. — Главное — и тут не упустил случая начальнику зад лизнуть: на словах в полковники досрочно произвел».

Проклиная московское семейство, а больше — собственную мягкотелость, кою из курсантов военных училищ напрочь выбивают еще на первых курсах, лейтенант констатировал факт, что военной кафедре политехнического вуза в этом смысле до училища далеко. И что вообще дурость: призывать специалистов, как его, из «гражданки» на два года, из которых год офицера самого еще больше, чем солдата, учить надо, а на второй год все уже назад, на «гражданку» смотрят…