Героем посчитают? Да черта с два…
Отвернутся, как от чумного? Тоже вряд ли…
Но ведь и мимо факт самовольной отлучки и ареста явно не проканает. Мнение сослуживцев как-то, да проявится. Это же ведь не «гражданка», где каждый сам за себя; в армии все иначе и обязанность на всех одна: тянуть лямку, именуемую службой.
Ладно, к этой самой службе со всеми ее «тяготами и лишениями», как толкует устав, я уже начал привыкать, да другого и не дано. Хотя лишения те, а особенно тяготы, во многом произрастают от дурости и тупости всяких начальников. «Дембель» же, увы, далековато, так что скрипнем зубами и будем выживать. Покуда опять апрельским ветром не повеет и толпу бритоголовых щенков не пригонят нам на смену.
А уж куда дальше на «гражданке» стопы направить — время покажет, руки прокормят, и розы дома, под балконом, я обязательно опять выращу.
2011
(Солдатское письмо)
Здорово, дружбан Лохматый!
Привет из далекого края, где за сорок секунд одевают, и в столовую строем ведут, и весь день непрерывно е…т. Давно хотел черкнуть, но все как-то времени не было, да и не кайф.
Эх и подфартило тебе с твоим плоскостопием! Считай, на халяву от священного долга отмазался, а тут, б…, в сапогах ноги уже квадратные. Мы здесь все, как на зоне, обритые ходим. А одного стригли — у него волосы куда твоих длиннее были, как у Пугачихи, так он чуть не ревел, с гривой расставаясь. Старшина еще к нему прикололся: спросил, откуда бикса в роте.
Но давай все по порядку. Как в часть с вокзала пригнали, нас сразу в баню потащили. Вышли оттуда — вмиг напялили форму. Цирк уехал, а клоуны остались: у кого «хебешка» по швам трещит, а кто в кителе будто колокольчик, только ремнем подпоясанный. Старшине жаловаться стали — он лыбится, как Параша на базаре, и уверяет, что все ничтяк. Тогда некоторые одежкой друг с другом махнулись, и действительно, почти зашибись стало.
Да, Лохматый, армия — это след на всю жизнь. У нас так базарят: она женского рода и тоже из пацана мужчину делает. Правда, кайфа ты при этом совсем не ловишь. Сам понимаешь…
С другой стороны, я уже шестьдесят два дня здесь оттарабанил и столько узнал — хрен ты на «гражданке» и за год прояснишь. В основном, конечно, знания проистекают из горького опыта. Вот на второй неделе службы бежал я в чипок, это у нас чайную так зовут, в расшифровке — чрезвычайная интенсивная помощь оголодавшему курсанту. Жаждал малек подзаправиться, а навстречу нелегкая комбата вынесла. Ну, я с нежданки и с того, что подполкан от меня слева, левой лапой ему честь и замастырил. За мной еще один салага мчался, так на меня глядя, тем же макаром откозырял.
Комбат аж позеленел, в цвет с формой. Какой, орет, взвод? И на карандаш… В ночь я уже парашу кирпичом драил. Работка на интеллект, сам понимаешь… Взводный гремучей змеей шипел: если, значит, на словах не дошло, какую клешню к хлеборезке тянуть, дойдет через руки и после отбоя. Тяжко, не кайф…
Теперь — про наш б…ский распорядок дня.
Будят — полнейший беспредел — в шесть утра. На подъем всегда в казарму кто-то из офицеров роты припирается (во сколько ж они встают, до части-то еще добраться надо, а некоторые живут у черта на куличках). Эдакая неуставная должность, которую взводные, ротный и замполит каждодневно промеж собой разыгрывают, у них называется «ответственный». Появится, значит, такой «безответственный ответственный» с ранья, спрячется в канцелярии, чтоб беспорядки в глаза не бросались… А самый здоровенный сержант, кликуха у него Шифоньер, орет, как через усилитель: «Рррота, подъем! Одеяла на спинки кроватей! Через две минуты никого в казарме не вижу! Время пошло!»
Сразу начинается ржачка через плачку и шум, будто в кинотеатре настоящую комедию оборвали, а света нету. Нет, у нас-то он горит, и хорошо видно, что у одного служивого ночью портянки «ноги сделали», второй — сапог на ногу пялит, а тот не лезет: пока спал — подменили, кто-то «хебешку» на ночь в сушилку заткнул, так, видать, от высокой температуры испарилась бесследно. Глядь — один рядовой на скользком, словно каток, полу — всю ночь дневальные в поте лица впиливали, мастикой натирали — оскользнулся и п…данулся. Через него еще двое летят, а через них — еще пяток. Со стороны кайфово наблюдать, сам понимаешь…
Но время летит, а на входных дверях казармы пробка возникла. Человек десять судорожно пихают троих, которые намертво проем закупорили. Тут сзади Шифоньер подбегает, а за ним и другие сержанты: Питон, Утюг и Вурдалак. Ка-ак рявкнут хором многоэтажно — за три секунды полроты наружу на крыльях вылетает.
Читать дальше