Федор Ошевнев - Чертова дюжина ножей +2 в спину российской армии

Будет кто после такого напутствия рьяно работать? Да гриб вам отсосиновик с двух рук, разлюбезные начальники!

Ну, окунал я нехотя щетку в тазик с известковым раствором, ну, этой самой щеткой не спеша по проклятому бордюру водил. Ну, сержант-скотобаза ко мне пару раз подгонять совался, а потом слинял с концами. Курить или с библиотекаршой молодой лясы точить — «кусок» давно на нее облизывается, только хрен ему по всей морде — и размазать жидко-жидко…

Шпынять меня стало некому. Впрочем, работа кое-как, но шла. И тут за каменным забором раздался девичий смех… потом еще… Любопытство не порок, и как раз на глаза носилки с набитым на них ящиком попались. Наумничал какой-то гад, чтоб груза чуть не тонна влазила, и не зря неизвестный приколист сбоку ящика краской наваял: «КАМАЗ».

Приткнул я «КАМАЗ» к забору, на ящик изловчился-взгромоздился, подтянулся с него потом — и вот она, милая сердцу «гражданка», от которой и отделяет только прохладная каменная стена из пиленого ракушечника. И три девчонки под ней стоят, ни об чем трепятся и ржут вовсю. Самая глазастая деваха — жирафина-плоскодонка — усмотрела мою стриженую голову в кепке-пиксельке и ну выпендриваться:

— Эй, красавец — с ударением на последнем слоге, — дай картуз померить!

Вторая бикса, приземистая, с кормой — хрен вдвоем обхватишь — первой, с ядом в голосе, в ответ:

— Ты что? Разве ж деточке можно на улицу без разрешения? А картузец бросить тоже слабо: он государственный, а ты с ним вдруг сбежишь — его и расстреляют!

Как я со зла перевалился через двухметровый забор — даже не помню. Кожу на мизинце об шершавый камень ободрал и еле на ногах устоял.

— На! — И протянул ядоголосой девчонке за малым не свалившуюся с головы, пока приступом забор брал, пятнистую кепку.

Но гадюка ее не взяла, а тут же накуксилась:

— Вот же дурак! Шуток не понимает… Девочки, пошли отсюда!

И три лошадюки рванули от меня вдоль стены. Только все время молчавшая третья — густо накосметиченная и с хвостатым причесоном — на ходу обернулась и, так же молча, крутанула пальцем у виска.

Суки рваные! По штыку бы вам всем пониже спины, по красному знамени в руки — и на строевой плац, маршировать до потери давно потерянной девственности!

Повернулся я носом к забору, потом подпрыгнул — нет, не получается за его верх уцепиться: рост-то у меня не фонтан. Прохожего тоже не попросишь: «Дяденька, подсади!» Я хмуро огляделся — хорошо, офицеров и прапорщиков в пределах видимости не наблюдалось — и пошел по улице, надеясь какую-нибудь подставку найти.

Шагал, и все мне вокруг нравилось. Дома, непохожие на поносного цвета склады. Автомобили разноцветные — а у нас кругом зеленые «Уралы» да «ЗИЛы». Даже надписи на стенах и заборах здесь были вовсе не однотипные, как в военном городке — от табуреток до постовой вышки сплошь: «Дембель!» или «ДМБ», а лирические, типа «В+И=ЛЮБОВЬ» либо разоблачительные: «Петька — лох вонючий!», «Серый — наркоша-козелман!»

За тыльной границей части, у фонарного столба с прибитой фанерной табличкой и предупредительной надписью: «За свалку мусора — штраф!» — мозолила глаза огромная куча отбросов с полуразбитым деревянным ящиком наверху: как раз то, что мне и было надо. И тут, всего лишь через дорогу, обозначился вход в городской парк. Ноги сами понесли меня к узорчатым металлическим воротам. Ладно: семь бед — один ответ.

Прогулялся я малость по центральной аллее. Поглазел на девах, в мини-юбках по самые трусики дефилирующих, а иных взглядом подраздел. Имелось на что полюбоваться: тугие попки, сытые «запазухи», у некоторых особо породистых ножки от ушей.

В парке было полно аттракционов: колесо обозрения, всякие качели-карусели. Дешевка, но и на нее мани-мани — ни копья. Старшина, прапор ненасытный, в этом месяце полполучки на утюги, крем для берц и еще на что-то отобрал. Остаток мизерный давно в чайной добросовестно проеден.

Нежданно-негаданно за виражными самолетами обнаружилась огромная клумба. Розы… Любимые цветы моей матери, выросшей в детдоме. Она рассказывала, там целую оранжерею держали: наверное, начальство сильно увлекалось, с помощью воспитанников.

Копаться в земле матери нравилось. Но она еще и собирала открытки, всякие цветные картинки и статьи именно про розы. Уже после замужества сумела раздобыть огромный том: «Комнатное садоводство». Кое-что мне из него, попеременно со сказками, даже зачитывала. А сколько себя помню, у нас под балконом, на газоне, всегда росли сорта четыре или пять так называемых плетистых роз — благодаря маме.