— По правде говоря, — со вздохом произнесла я, в груди отозвалась боль. — Даже, если у меня не было возможности выбирать, откуда начинать свой путь, я хочу выбрать, где его закончить.
Тишина со свистом рассекла воздух в палате. Все вскинули на меня ошеломленные взгляды и затаили дыхание.
Несколько секунд спустя, набравшись сил, я озвучила:
— Я не хочу лежать и гнить в Земле, не смотря на религию. Я не потерплю, чтоб какие-то мерзкие черви ползали по мне и объедали мою плоть. Даже, если исходить из того, что я буду трупом, и ничего не буду чувствовать, от одной мысли уже сейчас тошно становится. Нет, вы только представьте, что я — завтрак, обед и ужин для червей, бактерий и прочей паро-клеточной гадости. Фу. Мерзость. Нет, уж! Я не хочу. Нет. Я настоятельно требую, чтобы вы меня кремировали. Вы же не хотите, чтоб после смерти я осталась, и в виде призрака пугала бы вас всю оставшуюся жизнь!?
— Полина! — мать пробивает меня насквозь своим исстрадавшимся взглядом.
Вот, опять слёзы. А что я такого сказала? Выразила последнюю волю.
— Я же… — начала я, но меня оборвали.
— Не смей даже! Поняла?! Я запрещаю! — громогласно приказала она.
Больше никто так и не проронил ни слова.
В палату постучали и вошли: санитары и операционная сестра.
— Пора. Вы готовы? — сказала та.
— Нет, — ответила я. — Перенесем?
Она, не оценив моего расположения духа, сразу поторопила всех за дверь.
— Можете дать одну минуту? — донесся голос Нейла.
Операционная сестра с резонным недоумением, изучив его с ног до головы и подумав о чем-то своём, поинтересовалась:
— Обсудить позже нельзя?
— Мне надо сейчас.
Скривив половинку рта, она выдала:
— Но — только одну.
И с пугающей оперативностью оставила нас наедине.
Нейл, как-то странно посмотрел на меня, а потом, сглотнув слюну — наклонился. Его взгляд столкнулся с моим.
Я изогнула бровь:
— Не советую делать то, о чем потом пожалеешь.
— Я не…
— О'кей. По-другому: не делай то, о чем пожалею я, а бумерангом — ты.
— Почему?
— Ну, давай разъясню: я та, у которой нет свободы, и да, — я жажду глотка воли. Но, это — совсем не то и я совсем не та.
Он бессильно сжал кулаки:
— Я бы умер за тебя.
— Не глупи, — я дернула его за штанину. — Никто не должен умирать за кого-то другого. Я это поняла. У каждого из нас свой срок.
Он едва кивнул. Его губы склонились к моей щеке прежде, чем я успела вычислить, что за нами отварилась дверь.
Кое-кто заинтересовано уставился на Нейла, а он, оторвавшись от меня — оглянулся. Теперь они уставились друг на друга.
— Человек с портрета, — сказал Нейл.
Оппонент, стоящий перед ним, естественно не разгадал, что имел в виду незнакомый парень. Но, вот Нейл-то догадался, кто прибывает у меня в голове. И приблизив своё лицо к моему лицу, торжественно заявил:
— У тебя и, правда, хреновый вкус!
— Пожалуй, что так, — согласилась я, наслаждаясь каждым поворотом этой сценки.
— Ну, я благословляю тебя.
Я залилась веселым хихиканьем.
Нейл двинул из палаты. Потом, остановившись напротив моего врача, кинул в него острую реплику:
— Чтобы не случилось, не позволяй ей умереть!
Тот же, проводив его бестрепетным взглядом, подступил ко мне.
— Доктор, — обратилась я, — человечество сходит с ума!
В следующую секунду меня повезли в операционную.
Вслед за скрывающейся каталкой в проходе операционной, мама, перекрестившись, проговорила:
— Господи, спаси, сохрани, да помоги нам!
Операционная.
Свет в глаза. Чужие голоса. Шоу экипировок и масок. Вокруг команда лекарей и ассистентов, облепивших меня, как стая хищных птиц-падальщиков.
Но он тоже здесь. И я смотрю на него — втихаря разглядывая и улыбаясь от лёгкой радости, что он рядом.
Мне вводят ряд препаратов, проделывая последние приготовления.
И пока я еще в сознании, я решаю немного поговорить.
— Знаете, — обращаюсь к маске со знакомыми глазами. — Это плохая идея позволять моим родственникам топтаться под дверями.
— Сюда им нельзя, — отвечает «маска», как будто, я глупенькая и сама не понимаю этого.
— Вы не поняли, — повторяю я, — их даже в больницу пускать было не надо! Так что,
если со мной что-то случится, вы — труп.
— Этого никто не допустит, — в разговор влез «светило» медицины. Я тут же укорила его достопочтенность:
— А подслушивать нехорошо!
Он по-доброму ухмыльнулся:
— Больше двух говорят вслух!
«Ну что ж, замечательно!» — подумала я и ляпнула:
Читать дальше