Александр Половец - Мистерии доктора Гора и другое…

— Эх ты, сукин сын, камаринский мужик…

Набегут мужики в избу — опять спирт, самогонка. Да сало с хлебом — другой закуски не бывало. Махорочный дым разъедает глаза. Вовку из-за баяна самого не видно, ремень режет плечо, пальцы перестают слушаться. А надо всем — пьяный рык деда: «Вовка, ная-а-а-ривай!..»

На ночь Вовка часто сбегал к бабке — невыносимо было слышать шебуршанье, доносившееся с кровати мамки и отчима, мучило чувство, которое скорее всего можно было посчитать ревностью. Сыновней, детской — но ревностью. Бабка укладывала его в свою постель, баюкала, рассказывала что-то — о большом городе Москве, откуда она была родом и откуда их с дедом в 38-м сослали — сначала на Васюганские болота; годом позже деда переправили еще дальше, куда-то под Вятку, где его следы затерялись окончательно, и бабка осталась с тремя дочерьми на руках…

Утром Вовка шел в школу, а потом — снова домой, где ждал его обед. Картошка, хлеб, кипяток вместо чая — работать отчим не любил, а орденского пособия теперь хватало разве что на неделю-полторы. Летом было легче — можно было рыбачить, и Вовка с друзьями нередко сбывал улов тем же демобилизованным. А на выручку, естественно, закупали пряники, конфеты — для мальцов, ребята постарше устраивались где-нибудь в заброшенном сарае и разливали по утащенным из дома тонким алюминиевым кружкам ядовито-красный портвейн.

К концу четвертого класса Вовкины успехи в школе были отмечены путевкой в Артек. Едва начав изучать географию, Вовка определил главную цель своей жизни — попасть в теплые страны. Уйти из дома, сесть на поезд — и ехать, ехать, пока за окнами вагона не возникнут высоченные пальмы с одной стороны и пока не заплещется морская волна по другую сторону железнодорожного полотна. Куда, как будут называться эти места — значения не имело.

А имело значение то, что там никогда не будет перехватывающих дыхание морозов, от которых не только кочурится в хлевах домашняя живность, если хозяин по пьяному делу вовремя не позаботится укрыть ее в сенях избы, но и ветви деревьев становятся по-стеклянному хрупкими и ломаются от малейшего к ним прикосновения.

И еще имело значение то, что не будет там тесной избы, все стены которой пропитаны спертым, застоявшимся годами воздухом, не будет пьяных мужиков и давно утративших женский облик баб, а будут красивые люди, одетые в белые одежды, и они будут говорить друг другу красивые слова и танцевать под красивую музыку — совсем так, как в трофейном фильме «Девушка моей мечты», который неделю подряд крутили в кинотеатре городского парка.

Кинотеатр был открытый, и, несмотря на то, что ребят на этот фильм не пускали (да и пускали бы — кто же станет тратить деньги на билет!), вся Вовкина компания не единожды смотрела его с забора, огораживающего несколько десятков скамеечных рядов, или с деревьев, росших вокруг этого забора.

Как раз после такого просмотра кто-то из ребят, воодушевленный невероятной экзотикой заграничной жизни, предложил вполне романтическое продолжение вечера: по его сведениям, в торговый ларек, разместившийся здесь же, в парке, завезли перед самым закрытием коробки, в которых, скорее всего, содержатся шоколадные конфеты и папиросы «Казбек» — почему бы не проверить, так ли это? Парк был уже пуст, ребята не торопясь вырезали в фанерной стене киоска дыру; Вовка, как самый маленький, влез туда и при свете спичек обнаружил… бутылки с настойкой «Облепиховая», с «Запеканкой» и сигареты «Памир». Больше в киоске ничего не было.

Ящик с сигаретами и бутылок сорок «Запеканки» быстро перекочевали в заброшенный дом на окраине городка. В первый вечер пить не стали — почти вся компания состояла из детдомовских ребят, до вечерней проверки и отбоя оставались считанные минуты. Зато на другой вечер были созваны дружки со всего города, а оставшееся от пиршества щедро раздавалось весь следующий день.

Немудрено, что к вечеру этого же дня вся компания встретилась снова — на этот раз в отделении милиции… Участникам приключения, достигшим 13 лет, дали по два года и отправили в детскую колонию в Кунгур. Вовке только что исполнилось 10 — наказанием для него стало лишение путевки в Артек.

Если бы можно было линию человеческой жизни разделить на отрезки, обозначив ими четко — вот здесь кончается детство, здесь — молодость, а от этой точки начинается старость, Вовкино детство следовало бы считать завершившимся именно в тот год. Не потому, что утраченная возможность провести пару недель в Артеке вызвала в нем столь сильные переживания, что с ними пришла и взрослость — Вовка почему-то уже тогда знал, скорее чувствовал, что все равно будет рано или поздно в его жизни море, будут пальмы и белые пароходы на горизонте, именно так представлял он себе свое будущее.