Григорий Волчек - Дедушка русской авиации

Итак, экзамены сданы на одни пятерки. Сразу же в повестку дня встал актуальнейший вопрос распределения. Синявский упорно темнил, а курсанты не на шутку волновались — еще бы, решается твоя судьба на ближайшие полтора года. Гоша тоже испытывал дискомфорт от этой неопределенности, поэтому поручил посыльному по штабу аккуратно пошуршать в строевом отделе и найти секретный список с распределением курсантов по боевым полкам. Посыльный задачу выполнил и доложил Гоше, что тот будет направлен в Красноводский авиаполк ПВО, Туркестанский военный округ. Гоша обрадовался — сухой жаркий климат, море, фрукты и наличие цивилизации в виде довольно крупного портового города, областного центра, его вполне устраивали.

17 октября после обеда взвод сидел в классе на самоподготовке. В класс зашел дежурный по части.

— Полторацкий, на выход!

— Товарищ капитан, это отправка в полк?

— Да, первый покупатель приехал.

— Я что, один из взвода поеду?

— Да, и из роты один. Попрощайся с ребятами. Через пять минут чтобы был в казарме.

— А куда ехать-то? В Красноводск?

— Скоро узнаешь.

В казарме Гоша зашел в каптерку старшины, получил шмотки — вещмешок со всем необходимым барахлом и новую зимнюю шапку с кокардой (курсанты на зимнюю форму одежды еще не перешли и носили пилотки). Гоша покидал в вещмешок пожитки, стукнул дверцей тумбочки — последний раз. Посидел на койке — здесь уже не спать. Окинул взглядом пустой кубрик с аккуратно заправленными рядами коек — паскудное жилище, а все-таки привык здесь за четыре с половиной месяца.

На душе у Гоши было скверно. Отсылают одного из всей роты — это значит, что в команде не будет знакомых ребят, а в новой части — привычных лиц. Хреново. В принципе, Гоша не особенно нуждался в чьей-то поддержке, но все-таки, один — он и есть один.

Вскоре появился сержант-покупатель. Взглянув на его красное, обветренное лицо, на зимнюю шапку, Гоша понял — парень с севера.

Познакомились быстро: сержант Макиенко, или попросту Сергей. Будет везти команду один. Да и команда маленькая — всего пять человек со всей учебки. Выезжают сегодня, поезд через три часа.

— Куда едем, Сергей?

Макиенко помялся.

— Нельзя пока говорить, не положено. На вокзале скажу.

Гоша матюкнулся, но настаивать не стал. Военные вышли на улицу. Там уже их ждали четверо солдат — недостающая часть команды.

— В колонну по два становись! — неожиданно бойко скомандовал Макиенко.

— Сережа, ты эти штучки брось! Мы будем ехать спокойно и без криков. Ты врубился? — внушительно сдвинул брови Гоша.

— Так точно!

— Ну, вот и здорово. Пошли, ребята!

Команда подошла к воротам. Макиенко направился подписывать пропуск. Гоша спросил дежурного по КПП:

— Ты не знаешь, откуда этот мудак?

— Знаю — из Кирк-Ярве. Это в Заполярье вроде.

Появился Макиенко. Солдаты прошли через вертушку КПП. Через эту вертушку Полторацкий прошел третьего июня, сто тридцать шесть дней тому назад. Крутанулась тогда вертушка, и завертелась Гошина солдатчина. Теперь вертушка прокрутилась в обратную сторону, и жизнь армейская у Гоши пойдет теперь совсем другая. Учебка закончилась, наступил «малый дембель», впереди — гарнизон с дурацким, но экзотическим названием. И это уже будет настоящая служба, поскольку учебка, как известно — детский сад.

Автобус, дребезжа, катился по укатанной снежной дороге. Пейзаж за окнами — сопки, скованные льдом озерки. Полторацкому эти северные красоты уже успели примелькаться в поезде (заснеженные сопки пошли уже перед Петрозаводском), но, тем не менее, он неотрывно смотрел в окно — а что еще делать в автобусе?

На железнодорожном вокзале областного центра команду встретил представительный капитан. Имени — отчества — фамилии — должности он не назвал, а только коротко рубанул: «Пошли!»

Семь человек вольготно разместились в автобусе «Таджикистан».

— Сколько до места, товарищ капитан?

— Сто восемьдесят три кэмэ. В самоволку не убежишь.

Через минуту капитан заснул, не дав больше никакой информации. А без необходимой информации Гоша не мог строить гипотетическую модель поведения в боевом полку.

Разговоры о том, что в полку все совсем по-другому, нежели в учебке, что жизнь там не сахар (особенно, на первых порах), что встречают там молодых солдат отнюдь не хлебом-солью, были среди курсантов ШМАСа делом обычным. Очень часто в таких разговорах мелькало тревожное слово «дедовщина», означавшую все, что угодно, но только не свободную, спокойную и вольготную жизнь.