Виктор Ремизов - Воля вольная

Они задвигали стульями, потянулись к выходу. Командир костромских Сазонов, не пивший весь вечер, собрал деньги, подошел к стойке и положил, разгладив.

— Этого хватит? — спросил спокойно и, не дождавшись ответа, вышел за товарищами.

Балабанов, пристроившись в темном уголке, кемарил с книгой подмышкой. Когда омоновцы ушли, открыл глаза, снял шапку, вытряхнув из-под нее волосы, книжку аккуратно сунул в чехол гитары, посидел, разглядывая пол, к Верке подошел. Он был подозрительно почти трезв. Погладил Верку по плечу, подмигнул, и, бросив «счастливо», двинулся на улицу. Верка вышла закрыть и долго глядела ему вслед. Он шел ровно, гитара, как зачехленный ствол, покачивалась над головой.

Верка погасила свет, собрала посуду. Столы вытерла по привычке. Все время прислушивалась. Было полдвенадцатого. Потом стала в кухне убирать, не выдержала, бросила, позвонила домой. Все было нормально, и ее затрясло — только теперь, услышав голос дочки, она испугалась как следует. Заплакала. Сидела на стуле с полотенцем в руках, слезы лились по щекам. На Генку злилась страшно с его охотой, но больше в голову лезла картина, как в ее дом к ее беззащитным ребятишкам заходят вот эти мужики в черном. И сразу бьют в худую и рыжую Мишкину улыбку.

Семихватский встал по нужде под утро. Накинул суконку и вышел из зимовья. Морозило, за голые коленки и ляжки хватало, под ногами крепко хрустело. Градусов двадцать, — подумал. Небо было еще темное. Неуютная серость чуть обозначилась на востоке между деревьями. Капитан замер, прислушиваясь, тайга негромко потрескивала, вернулся в выстывшее зимовье. Присел к печке. Воняло перегаром и кислятиной от сапог и от самого Сенькина. Он вытащил из-под него пару поленьев. На нарах зашевелились. Осипший голос одного из студентов спросил:

— Что, уже встаем?

Солнце как раз начало пробивать мглу над сопкой, когда он завел тягач. Парней решил взять, прикинув, что дорога может быть завалена и тогда одному не управиться. Оба студента сидели уже в холодной кабине и грелись, прижавшись друг к другу.

Семихватский оставил Сенькину три бутылки водки, чтоб тот раньше, чем через три дня, до дому не добрался, сухарей, одну тушенку, и полез в тягач, завесивший едким дымом всю поляну. Еще раз спросил бича о развилке на кобяковскую сторону и надавил на газ.

Сенькин ошибся или не знал толком — он показал дорогу, по которой неделей раньше заезжали дядь Саша и Колька Поваренок. Она вела в обход кобяковских угодий, в их верховья, крюк выходил больше ста километров. Семихватский пока этого не знал, дорога была чистая, тягач летел тридцать километров в час, а на прямых и побольше, только шуба заворачивалась. Снежок посыпался с неба, и это добавляло удовольствия. Они похмелились, умяли целую сковороду жареной кеты и теперь весело дымили в три трубы.

Студенты были филологи из Питерского университета. Сюда приехали в конце июля — «изучать жизнь» и подзаработать на рыборазделке. Через неделю они улетали на материк. Билеты уже были.

— А еще вы нам по контейнеру икры обещали. Это какие, по двадцать пять килограмм? — спросил Андрей, засовывая в ухо наушник от плеера. Семен уже сидел с такими же.

— Контейнер? — Капитан внимательно смотрел на дорогу. — Двадцать пять, какие же еще? Я сильно пьяный был? А что делать, говорил?

— Ничего. Вас женщина не отпускала одного, и вы сказали, что с нами едете… Втроем. Вы ей еще сказали, что мы милиционеры! Курсанты! — захохотал Андрей.

— Ну-ну… — Капитан помолчал, потом повернулся к парням.

— Как же вы… Лишь бы бабки, а что делать, не спросили? Контейнер икры в области — это штука баксов! Может, я вам убить кого предложу?

Андрей замолчал, смотрел то на водителя, то на друга. Семен вынул наушник и, поморщившись недоверчиво, скосил глаза на капитана.

— Что примолкли? У меня месяц назад вон приехали двое из училища. В ментовку идут работать, а кроме бабла ничего в башке нет…

— А вы что, идейный… милиционер? — спросил Семен серьезно.

Капитан притормозил. Машина нагнулась под горку и стала выползать на заснеженный лед небольшого озерка. Крепко замерзшие следы, обходили его по кромке. Капитан остановил тягач и вылез. Закурил, прошелся, вглядываясь в четкий, вмерзший в грязь протектор «Урала» и пробуя его твердость ногой. Вернулся в кабину и двинулся тем же следом. Тягач шел, шумно ломая лед, обваливаясь, даже сквозь рев мотора было слышно, как звонко рвутся трещины по озеру.